Песня четырнадцатая

Данте и Вергилий вступают на грань второго отдела седьмого круга Ада. Степь и огненный дождь. Преступники против Бога, природы и искусства. Бешенство Капанея и его наказание. Таинственный исток трех адских рек.

 

1 Любовь к отчизне вспыхнула во мне.

Разбросанные листья собирая,

Их отдал я, растроганный вполне.

 

 

4 Тому, который, скорбь свою скрывая,

Уже замолк. Мы стали на предел

Второго круга с третьим, и тогда я

 

 

7 Еще полнее вдруг уразумел

Всю силу правосудия. Я буду

Рассказывать: куда я ни глядел,

 

 

10 Степь голая вставала отовсюду:

Ни травки, ни былинки нет кругом,

Лишь страшный лес – доныне не забуду —

 

 

13 Лес скорби, опоясан темным рвом,

Степь окружал. Мы тут остановились.

С горячим и безжизненным песком

 

 

16 Равнины мертвой степи нам открылись:

Такую степь переходил Катон,

Когда Помпея полчища разбились{75}.

 

 

19 И вот увидел я со всех сторон

Толпы теней нагих и истомленных,

Сливавшихся в один унылый стон.

 

 

22 На разные мученья осужденных.

Одни из них лежали на земле,

Другие сидя, членов утомленных

 

 

25 Поднять не в силах, с мукой на челе,

Не двигались; иные же бродили

Без устали, без отдыха во мгле.

 

 

28 Их много было там, а тех, что ныли,

Во прахе лежа, меньше было, но

Они зато охотней говорили.

 

 

31 Дождь огненный спадал на всех равно,

Как в Альпах снег в безветренную пору,

Как пламенный тот ливень, что давно

 

 

34 Случилось в знойной Индии, герою

Путь с войском преградивший. Смелый вождь

Тогда велел смутившемуся строю

 

 

37 Топтать ногами землю, чтобы дождь

Не мог вредить, вкруг войска зажигая

Поля, траву и зелень темных рощ, —

 

 

40 И, волю Александра исполняя,

Тушило войско землю под собой{76}.

И точно так слетал, не уставая,

 

 

43 Дождь пламенный, ниспосланный судьбой,

На адскую пустыню, и пылала

Она, как трут, и раздавался вой

 

 

46 Несчастных жертв: их пламя пожирало.

Метались тени грешников в огне,

Но кара их повсюду ожидала,

 

 

49 И не могли нигде спастись они

От огненного жупела… «Учитель,

Ты должен на вопрос ответить мне, —

 

 

52 Я говорил, – в Аду ты мой спаситель,

В Аду ты все преграды победил

И только, мудрый мой путеводитель,

 

 

55 Двух демонов одних не усмирил

У огненного города. Поведай —

Кто этот великан? С сознаньем сил

 

 

58 Надменно он глядит вокруг с победой,

Лежит, как бы не чувствуя огня…

О, просвети меня своей беседой».

 

 

61 А грешник, посмотревши на меня,

Вдруг понял, что о нем держу я слово,

И произнес: «Мученья все кляня,

 

 

64 Живой и мертвый тот же я, и снова

Силен теперь. И если бы опять

Юпитер ковачей своих сурово

 

 

67 Заставил громы новые ковать,

Чтоб поразить меня в одно мгновенье,

Когда б он стал Вулканов всех сзывать,

 

 

70 Измучил бы их всех до отупленья

И восклицал: ко мне, Вулкан, скорей!

Как в страшный день Флегрийского{77} сраженья

 

 

73 Он говорил; когда б рукой своей

Все молнии на грудь мою направил,

То и тогда б погибели моей

 

 

76 Он не достиг!» Тут грешника заставил

Умолкнуть мой суровый проводник

Громовой речью; ужас весь представил

 

 

79 Его греха: мне нов был тот язык

Наставника. Заговорил он гневно:

«О, Капаней! По-прежнему ты дик,

 

 

82 Твоя гордыня также неизменна,

За то и казнь преступника страшна:

Лишь бешенство дала тебе геенна

 

 

85 За прежнее безумство, и должна

Та кара быть возмездием достойным

В Аду, где заседает сатана!»

 

 

88 И с словом, уже более спокойным.

Ко мне тут обратился мой мудрец:

«Перед тобой в вертепе этом знойном —

 

 

91 Великий грешник. Царственный венец

На нем блистал и, Фивы осаждая,

В числе семи царей был он. Гордец,

 

 

94 Он, как и прежде, Бога отвергая,

Доныне покориться не хотел

И, постепенно в Тартаре сгорая,

 

 

97 За гордость в нем находит свой удел…

Иди ж за мной, но бойся погружаться

Ногой в песок: он раскален и бел.

 

 

100 Лесной опушки нужно нам держаться».

В молчанье мы к источнику пришли;

К нему приблизясь, стал я содрогаться:

 

 

103 Кровавым выбегал он из земли.

Его струи тогда напоминали

Буликаме{78} кипучие струи,

 

 

106 Где грешницы по берегу блуждали…

Бежал в степи кровавый тот поток,

А берега и ложе состояли

 

 

109 Лишь из каменьев; берег был отлог…

Я угадал, что наша шла дорога

Вдоль берега, что путь тот был далек.

 

 

112 «В своем пути ты видел уже много

Предметов очень странных с той поры,

Когда вошли мы в Ад по воле Бога,

 

 

115 В врата едва достигнутой горы;

Но этого источника печали,

Где носятся кровавые пары,

 

 

118 Где все огни мгновенно потухали,

Ты ничего ужасней не встречал», —

Так предо мною тихо прозвучали

 

 

121 Учителя слова. Его просить я стал

Со мною вещим знаньем поделиться,

Которым мой наставник обладал.

 

 

124 И начал он: «Есть в море остров. Длится

За веком век, но все он там стоит,

И жизни шум в то место не домчится.

 

 

127 На острове – его названье Крит —

В уединении жил древний царь когда-то{79}.

И в дни его – предание гласит —

 

 

130 Не ведал мир пороков и разврата.

На острове была тогда гора,

Ей имя – Ида; царственно богата

 

 

133 Была ее природа. Та пора

Уже прошла: исчезли водометы,

Цветов, растений пестрая игра…

 

 

136 Теперь в забвенье Ида. Нет охоты

Ни у кого об Иде вспоминать.

Но эту гору, полная заботы,

 

 

139 Когда-то Реа вздумала избрать

Для сына неприступной колыбелью.

Чтоб лучше там ребенка укрывать,

 

 

142 Малютки плач веселых песен трелью

Она всегда старалась заглушать,

Кричать других просила с этой целью.

 

 

145 А в сердце Иды старец древний скрыт;

Спиною к Дамиетте обращенный,

Очами – к Риму. Золотом блестит

 

 

148 Его чело; стан, гордо обнаженный,

Из серебра, – от пояса до ног —

Со сталью медь. Из глины обожженной

 

 

151 Одна нога, но на нее он мог

Наклонно, с большой силой опираться.

Из старца льются слезы, как поток,

 

 

154 И как поток могучий, пробиваться

Сквозь гору смело могут и спешат

Вот в эту бездну с шумом изливаться,

 

 

157 Где их тройной ужасный водопад

Является рекою Ахероном,

Потоком Стикса – он-то вводит в Ад —

 

 

160 И грозным, вечно темным Флегетоном;

Затем последний суженый проток

В мрак черной бездны падает со стоном,

 

 

163 Откуда уж паденья нет{80}». Он смолк.

Но я спросил: «Когда источник Ада

Идет с земли, где начал свой исток,

 

 

166 То почему для нашего он взгляда

Заметен только в этой глубине,

Среди зловоний мерзостных и смрада?»

 

 

169 И отвечал путеводитель мне:

«Мы в Ад с тобой идем кругообразно.

И хоть мы шли по левой стороне,

 

 

172 Но многого, что так разнообразно,

Еще не усмотрели; потому

Иди вперед, не рассуждая праздно:

 

 

175 Здесь впереди есть многое, чему

Ты можешь на досуге подивиться».

Но я опять проговорил ему:

 

 

178 «Еще хочу в одном я убедиться:

Скажи, учитель, где же Флегетон?

И где источник Леты здесь таится?

 

 

181 О нем ты умолчал. Так где же он?

Ты передал о первом мне сказанье,

Что он несет с собой со всех сторон

 

 

184 Людские стоны, вздохи и рыданья».

«Охотно отвечать тебе я рад, —

Он молвил мне, – но это клокотанье

 

 

187 Кровавых вод, бегущих через Ад,

Не лучше ль будет всякого ответа:

Лишь брось вперед свой изумленный взгляд.

 

 

190 А Лету ты увидишь, – только Лета

Еще не здесь, где грех нашел приют,

Но там, где души чистые живут,

 

 

193 Познавшие за грех свой отпущенье,

И ждущие прощения Небес…»

Затем поэт прибавил в заключенье:

 

 

196 «Теперь покинем мы ужасный лес.

Не отставать за мною ты старайся

Вдоль берега… огонь его исчез.

 

 

199 Ты ног своих обжечь не опасайся».