Звездная пора небес

В основе этой повести — истинная судьба поисков и находок Михаила Ивановича Белова — доктора исторических наук, автора многих работ по истории географических путешествий о землепроходцах прошлого.

М. И. Белов много лет работал над историей открытия Антарктиды. В фундаментальном труде «Первая русская антарктическая экспедиция 1819—1821 гг. и ее отчетная навигационная карта» он доказал всему миру, что первыми открыли шестой континент корабли «Восток» и «Мирный», которыми командовали Ф. Ф. Беллинсгаузен и М. П. Лазарев.

Эльчин

КУМГАН

Перевод на русский - А. Орлова

1

- Я ведь просто советуюсь с тобой, Агабаба, дорогой, а ты уж, наверно, подумал, что мы первому встречному дом сдадим, не так ведь это, посоветоваться-то можно... Я ведь не о плохом говорю, о твоих детях забочусь, не о чужих же, не о себе думаю, Агабаба, мне что, у меня уж больше ушло, чем осталось, а хочется для детей что-нибудь сделать или нет?

Агабаджи в первый раз в жизни говорила мужу о себе такие вещи, намекала на то, что состарилась, как будто Агабаджи была уже не та Агабаджи, которая с утра, как просыпалась, проходила в заднюю комнату и, запершие! там на ключ, чтобы дети не вошли, минут десять - пятнад цать умащивала свое лицо, ни на один день не опаздывала красить волосы хной, и первая сплетница села Зубей да каждый раз - на свадьбе, на поминках или в бане,- увидев Агабаджи, выходила из себя: "Вы только посмотрите на нее, э, в возрасте моей бабушки (но тут уж Зубейда совсем завиралась, потому что сама она была старше Агабаджи на восемь - десять лет:ї во всяком случае, Агабаджи так говорила, и, поскольку почтиї всеї женщины поселка терпеть не могли Зубейду, они были на стороне Агабаджи). Ну да, в возрасте моей бабушки, а как мажется, вы только поглядите!... Для мужа своего накрашивается прихорашивается, да, для Агабабы"її (выводило из себя Зубейду как раз это, потому что у нее самой не было ни мужа, ни детей, одна-одинешенька, и вся вина была в ней самой, потому что, как предки хорошо говорили, то, что ты другим желаешь, то с тобой и случится). Такое было впервые, что в серьезных домашних делах, не в мелочах, мнения Агабаджи и Агабабы не сходились.

Эльчин

БРОНЯ

Перевод на русский - А. Орлова

"Наконец-то аллах услышал нас, наконец-то он смилостивился к нам, сказала потом Гюлли-хала, - нечего убиваться, всё дурное уже позади: дней через десять-пятнадцать Шахин будет совершенно здоров". Она снова - который уже раз! - подошла к постели больного ребенка и вгляделась в личико: "Душа моя, утешение ты мое! Да буду я твоей жертвой..."; слезы выступили на ее глазах, и как ни странно, но именно они, эти слезы, окончательно убедили меня в том, что наш Шахин выздоравливает и что кошмары последних дней действительно отошли в прошлое. Впервые за эти двадцать дней я обрел способность чувствовать что-то, и у меня чуть закружилась голова от дурманящего запаха лекарств, которыми была пропитана комната. Вопреки всему захотелось подойти к окну и открыть форточку.

Эльчин

СМЕРТНЫЙ ПРИГОВОР

Перевод на русский - Татьяны Ивановой

1

В будущее

Вечером в Баку, со стороны Каспия, дул легкий весенний ветерок, и этот вечерний апрельский ветерок заставлял едва различимо шелестеть свежие листочки хар тута, инжира, черешен во дворе управления на кладбище Тюлкю Гельди1. Шелест распространялся по двору и как будто вносил некую интимность во временное затишье, в безлюдье большого двора.

Эльчин

ЧУДЕСА В ПОЧТОВОМ ОТДЕЛЕНИИ

Перевод на русский - А. Орлова

1

И в это утро Адиля, как всегда, делала зарядку уже после того, как она прозвучала по радио. Теперь Адиля вполуха слушала последние известия и думала о том, что вчера, и позавчера, и позапозавчера диктор теми же словами и в той же интонации говорил те же или очень похожие вещи и что завтра, и послезавтра, и послепослезавтра она, делая утром зарядку, будет слушать то же самое, и не в ее власти изменить существующий ход вещей. Одно и то же изо дня в день, лишь зима сменяет осень, весна - зиму, потом приходит лето, и снова осень. И все чаще и явственнее чудилась ей сидящая в темном дальнем углу комнаты некая старуха, которая вяжет нескончаемые носки и бормочет под нос: "Четыре сына у меня - один родился зимой, другой весной, третий летом и четвертый осенью. Эти носки я вяжу моему старшему сыну. Он самый лучший мой сын. Самый сильный и смелый, быстрый, как огонь, горячий, как огонь..."

Эльчин

БЕЛЫЙ ВЕРБЛЮД

I

"Ты была моя жизнь".

Больше двух лет, возвращаясь с кладбища, я проходил мимо надгробного камня без имени, без фотографии, с одними только этими словами, и всякий раз простые слова, одна фраза волновали меня, вызывали щемящее беспокойство, как будто речь шла обо мне; бурый, потемневший, состарившийся, выщербленный многолетними ветрами, снегами, дождями, зноем, могильный камень вновь и вновь говорил о глубокой печали, говорил о превратном, быстротечном, говорил о чьем-то миновавшем счастье, которое навсегда осталось в прошлом, а прошлое невозвратимо.

Эльчин

ПОЕЗД. ПИКАССО. ЛАТУР. 1968

Перевод на русский - Г. Митина

Муж Мелеке-ханум и угрожал мне, и умолял меня о чем-то молча, взглядом, и при всем том у него был жалкий вид. Особенно когда проводница попросила провожающих выйти из вагона. Он поцеловал жену в щеку, сказал ей, чтобы позвонила ему тотчас по приезде в Москву и рассказала, как прошла дорога. И целовал он ее, и говорил он с ней, но все как-то выходило так, будто обращался он ко мне, а не к ней. Конечно, я мог бы немедленно успокоить его, например сказать ему: "Не волнуйся, дорогой друг, я ручаюсь, что ничего плохого не случится с твоей женой в дороге", - и прибавить про себя: "Потому что твоя жена меня совершенно не волнует"; или же мог сказать ему: "Ни о чем таком и не думай, хотя мы в купе одни, а дорога длинная - будь спокоен!", и прибавить про себя: "И спокойной тебе ночи, если, конечно, сам ты будешь спать один!" Все это я мог сказать ему, но не сказал. Я промолчал. Это была маленькая месть за его косые взгляды в мою сторону. Как справедливо кто-то заметил, на свете нет ничего хуже такой тревоги... Когда поезд тронулся, Мелеке-ханум сунула руку в окно и помахала, муж тоже махал ей, но смотрел только на меня. Воистину, нет ничего хуже такой тревоги!

Эльчин

САРЫ ГЯЛИН1

Перевод на русский - Натига Расул-заде

... потом полил сильный дождь, ливень и мгновенно очистил от песка и пыли утесы этой горы, ярко-зеленые лужайки и такие же ярко-зеленые кроны, там и сям растущих на этих лужайках деревьев, листья кустарников, овраги с крутыми скалистыми краями, внизу которых бело пенно кипя бежала река, все очистил, обновил ливень, все заставил сверкать и светиться чистотой благодатный дождь, и в это мгновение и горы, и зелень, и крутые скалы, тянущиеся вдоль оврагов - все напоминало, все говорило о широте и бесконечности мира, этого без начала и без конца, вечного мира...

Юбилейный выпуск журнала «Иностранная литература» (№ 1 2010) представляет дебютный роман Георгия Господинова «Естественный роман», выдержавший на родине уже шесть изданий. Это одна из самых читаемых в Болгарии книг и переведена она уже на пятнадцать языков.

Мы его слушались, хоть он и улыбался предательски, и не появлялся, когда его ждали, и обманывал до обидного легко, а если гостил, то выворачивал дом наизнанку и ломал любимую дедушкину трубку, единственную память... Не любил фетиши, плевать хотел на них, обсмеивал, и сам после себя почти ничего не оставил, разве что шарфик полосатый, поеденный молью. Но это из того, что осталось мне, - а я, может, чего не знаю, не факт, что кому он и миллионы не припас в тайничке за домом, почему нет, с Марсика все станется. У него имя уменьшительное получалось кошачьим, но все потому что мама назвала его невообразимо - Марс. Она сочла, что раз у ее знакомой модистки дочка Венера, то какие тогда возражения. Марс - бог войны, ему приносят жертвы, чтобы победить? Тогда имя "в руку".

Был уже тот момент, когда, кажется, кругом, – в запыленных деревьях начинавшегося сразу за проезжей частью парка, в каменных ступенях, что вели внутрь подземного перехода, в крашеных белой краской кузовах автобусов и множестве торговых лотков под разноцветными тентами, даже, кажется, в самом плотно тянувшемся по шоссе в обе стороны потоке машин чувствовалась усталость от целого миновавшего дня. День, рабочий день был уже почти закончен, миновал. Усталость! Усталость! Усталость!.. Народищу кругом – море, особенно здесь. Народищу усталого, озлобленного, недоброго, раздраженного, тупого, гнилого, пошлого, нехорошего, усталого, замученного, замордованного, затравленного, наглого, самодовольного и при этом одновременно чего-то постоянно побаивавшегося.

Он открыл глаза. В первое мгновение не сообразил, что происходит, но тут же вскочил на кровати. Тишина!.. Его охватило дикое нервное напряжение – он проспал!.. Будильник молча стоял на своем месте. Проспал именно в тот раз, когда проспать нельзя было ни в коем случае. Он вскочил с кровати, подскочил к стулу, на который был наброшен его халат, схватил халат, начал одевать, тут же сообразил, что не халат надо одевать, а рубашку, галстук, костюм. Вслед за этим подумал, что надо хотя бы почистить зубы – кинулся чистить зубы. Дверь ванной комнаты ребром была направлена прямо навстречу ему. С размаху ударился головой, сдавленно вскрикнул и схватился за лицо, – удар пришелся по лбу, носу, губам. Он понял, что с разбитым лицом... Надо придумать оправдание тому, что он так ужасно опоздает в такой момент, использовав как-то это разбитое лицо!.. Какая чушь лезла в голову!.. Он еще не проснулся...

Нет места более священного, чем Иерусалим – «ликующий вопль тысяч и тысяч глоток», «неистовый жар молитв, жалоб и клятв», «тугая котомка» запахов: ладана – христианского квартала, рыбы – мусульманского, свежестиранного белья – еврейского, хлебного – армянского. Жить в этом городе непросто, потому что он, по словам Дины Рубиной, – «вершина трагедии». Но что было бы в жизни писателя, если бы в ней не случился Иерусалим? В конце 1990-х Дина Рубина вместе с семьей переезжает в Израиль. И с этого момента в жизни писателя оказываются две родины: одна – по праву крови, вторая – по праву языка. О трудностях и радостях срастания с новой землей, о невероятных перипетиях судьбы своих новых соотечественников, о гении места Иерусалима – повести, рассказы и эссе данной книги.

Психика человека состоит из множества различных элементов, и у каждого из них есть свое место и свое назначение. Тень – это та ее область, которая не осознается, не признается, вытесняется или отрицается нами, но при этом оказывает огромное влияние на нашу жизнь. Мы даже не подозреваем о ее существовании, а встречаемся с ней только, когда она проявляется – в сложных ситуациях или в моменты сильного эмоционального напряжения. Тень – причина того, что мы раз за разом попадаем в одни и те же ситуации, хотя прилагаем максимум усилий, чтобы на этот раз точно стало иначе.

Эта книга для тех, кто готов заглянуть в себя, увидеть истинные причины своих неудач и избавиться от них.

Вы держите в руках своеобразный путеводитель по болевым точкам современной женщины. Каждая глава посвящена отдельной проблеме. Как полюбить свое тело и увидеть его красоту? Как отстоять свои личные границы без вреда отношениям с окружающими? Зачем притворяться кем-то другим, если можно быть собой и получать удовольствие от жизни? Книга не решит в одно мгновение все ваши проблемы, но позволит под другим углом взглянуть на них. Не нужно быть идеальной, чтобы быть счастливой.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Прекрасная незнакомка на пороге дома… Приятный сюрприз? Возможно. Вот только в глазах ее тайны, за спиной тьма, а тень ее – сама смерть.

Ловец душ знает, что после смерти жизнь только начинается. Но переходить на ту сторону грани не спешит. Однако с появлением новой помощницы его то и дело пытаются убить. Она строптива, опасна и, кажется, не слишком-то высокого о нем мнения. Уволить ее? Ни за что. Ведь рядом с ней он по-настоящему жив.