Вожатый

Повесть "Крылья" стала для поэта, прозаика и переводчика Михаила Кузмина дебютом, сразу же обрела скандальную известность и до сих пор является едва ли не единственным классическим текстом русской литературы на тему гомосексуальной любви.

"Крылья" — "чудесные", по мнению поэта Александра Блока, некоторые сочли "отвратительной", "тошнотворной" и "патологической порнографией". За последнее десятилетие "Крылья" издаются всего лишь в третий раз. Первые издания разошлись мгновенно.

Михаил Кузмин

Занавешенные картинки

Настоящее издание отпечатано в

Количестве трехсот семи экзем

пляров нумерованных I-VII и 1-300

Экз. I

АТЕНАИС.

Зовут красотку Атен_а_ис,

И так бровей залом высок

над глазом, что посажен наис

косок.

Задев за пуговицу пальчик,

недооткрыв любви магнит,

пред ней зарозмаринил мальчик

и спит.

Острятся перламутром ушки,

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».

Михаил Кузмин

Форель разбивает лед

Стихи 1925-1928

I

501-515. ФОРЕЛЬ РАЗБИВАЕТ ЛЕД

А. Д. Радловой

1

ПЕРВОЕ ВСТУПЛЕНИЕ

Ручей стал лаком до льда:

Зимнее небо учит.

Леденцовые цепи

Ломко брянчат, как лютня.

Ударь, форель, проворней!

Тебе надоело ведь

Солнце аквамарином

И птиц скороходом - тень.

Чем круче сжимаешься

Звук резче, возврат дружбы.

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».

«Путешествия сэра Джона Фирфакса» – как и более раннее произведение «Приключения Эме Лебефа» – написаны в традициях европейского «плутовского романа». Критика всегда отмечала фабульность, антипсихологизм и «двумерность» персонажей его прозаических произведений, и к названным романам это относится более всего.

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу». При общей цельности эстетических взглядов Кузмина можно заметить, что они меняются и развиваются по мере того, как те или иные явления становятся историей. Так, определенную эволюцию претерпевают взгляды Кузмина на искусство символическое, которое он в 20-е гг. осмысляет более широко и более позитивно, чем в статьях 10-х гг. Несомненно, что война 1914 г. усилила в нем его «франкофильство» и отрицание немецкой культуры как культуры «большого стиля». Более многогранно и гибко он оценивает в 20-е гг. Анатоля Франса как типичного представителя латинской культуры.

Мы предлагаем вниманию читателя несколько статей разных периодов, отчасти собранных в сборнике «Условности». Остальные статьи – из различных альманахов, журналов и сборников

Критическая проза М. Кузмина еще нуждается во внимательном рассмотрении и комментировании, включающем соотнесенность с контекстом всего творчества Кузмина и контекстом литературной жизни 1910 – 1920-х гг. В статьях еще более отчетливо, чем в поэзии, отразилось решительное намерение Кузмина стоять в стороне от литературных споров, не отдавая никакой дани групповым пристрастиям. Выдаваемый им за своего рода направление «эмоционализм» сам по себе является вызовом как по отношению к «большому стилю» символистов, так и к «формальному подходу». При общей цельности эстетических взглядов Кузмина можно заметить, что они меняются и развиваются по мере того, как те или иные явления становятся историей. Так, определенную эволюцию претерпевают взгляды Кузмина на искусство символическое, которое он в 20-е гг. осмысляет более широко и более позитивно, чем в статьях 10-х гг. Несомненно, что война 1914 г. усилила в нем его «франкофильство» и отрицание немецкой культуры как культуры «большого стиля». Более многогранно и гибко он оценивает в 20-е гг. Анатоля Франса как типичного представителя латинской культуры.

Мы предлагаем вниманию читателя несколько статей разных периодов, отчасти собранных в сборнике «Условности». Остальные статьи – из различных альманахов, журналов и сборников

Художественная манера Михаила Алексеевича Кузмина (1872–1936) своеобразна, артистична, а творчество пронизано искренним поэтическим чувством, глубоко гуманистично: искусство, по мнению художника, «должно создаваться во имя любви, человечности и частного случая».

В данном произведении Кузмин пересказывает эпизод из жития самарянки Евдокии родом из города Илиополя Финикии Ливанской. Она долго вела греховную жизнь; толчком к покаянию явилась услышанная ею молитва старца Германа. Евдокия удалилась в монастырь. Эпизод с языческим юношей Филостратом также упоминается в житии.

Слово «комедия» автор употребляет в старинном значении «сценической игры», а не сатирико-юмористической пьесы.

Поэтическое наследие М.А. Кузмина велико, и данный сборник представляет его не полно. Оно состоит из 11 стихотворных книг, обладающих внутренней целостностью, и значительного количества стихотворений, в них не включенных. Нередко в составе поэтического наследия Кузмина числят еще три его книги: вокально-инструментальный цикл «Куранты любви» (опубликован с нотами — М., 1910), пьесу «Вторник Мэри» (Пг., 1921) и вокально-инструментальный цикл «Лесок» (поэтический текст опубликован отдельно — Пг., 1922; планировавшееся издание нот не состоялось), а также целый ряд текстов к музыке, отчасти опубликованных с нотами. В настоящий сборник они не включены, прежде всего из соображений экономии места, как и довольно многочисленные переводы Кузмина, в том числе цельная книга А. де Ренье «Семь любовных портретов» (Пг., 1921).

Рано или поздно каждый задумывается: ради чего я живу? Кроме ненормальных и фанатиков все приходят к одному — ради жизни. А все эти «ради детей», «ради внуков», «во имя искусства» или, упаси бог, «ради отчизны»… хороши для оболваненных дураков, озвучивания в разговоре с соседями и как аргументы в семейном споре.

Вслед за первым неизбежно возникает второй вопрос: как я живу? На него столько ответов, сколько людей, потому что все зависит от созвучия души той любви, ненависти, равнодушию, боли, радости, горю… всему, что окружает нас, да и наполняет нас.

Подлинник речи. Современная армянская поэзия в переводах Георгия Кубатьяна (Ваагн Мугнецян, Акоб Мовсес, Рачья Тамразян).

Описываемые события относятся к одному из эпизодов революции 1905-1907 годов – Горловскому вооруженному восстанию (см. http://ru.wikipedia.org/wiki/Горловское_вооружённое_восстание).

1.0 - создание файла

Введите сюда краткую аннотацию

Ко всему. Впервые, под заглавием «Анафема», — сб. «Стрелец. Сборник второй», Пг., 1916.

Себе, любимому, посвящает эти строки автор. Впервые — сб. «Весенний салон поэтов», М., «Зерна», 1918.

Стихотворение написано предположительно в 1916 году.

«Кесарево — кесарю, богу — богово». — Видоизмененная цитата из Евангелия. Это ответ Христа фарисеям на вопрос, кого следует почитать больше: бога или римского кесаря (императора). Голиаф, —

В «Германе и Доротее» резко противопоставлены хаос, возникший в результате буржуазной революции, и мирное житье немецкого провинциального городка. В шестой песни один из эмигрантов, судья, рассказывает о том, что сначала весть о французской революции была встречена в близлежащих к Франции землях с радостью, ибо в ней видели надежду на осуществление великих идеалов свободы и равенства. «Вскорости небо затмилось…» Приход французских войск привел к важным переменам, но переворотом воспользовались темные силы, поднялась волна эгоизма, стяжательства, насилия. Все это усугубилось, когда потерпевшие поражение французы стали отступать. Отступая, они сеяли вокруг разрушение и смерть.

В противоположность этой ужасающей картине жизнь глубокой немецкой провинции, стоящей в стороне от роковых событий, нарисована Гете в идиллических тонах.