Вилла на холме

«Театр» — один из самых известных и всеми любимых романов выдающегося английского писателя XX века У.С. Моэма. Это произведение переведено на все языки мира, по нему поставлены многочисленные пьесы и фильмы.

Это красивая и романтическая история о любви знаменитой, талантливой и стареющей актрисы Джулиан Лэмберт к красивому, но заурядному молодому человеку, полная любовных страстей, душевных метаний, юмора и тонкой иронии.

Когда я познакомился с Чарлзом Стриклендом, мне, по правде говоря, и в голову не пришло, что он какой-то необыкновенный человек. А сейчас вряд ли кто станет отрицать его величие. Я имею в виду не величие удачливого политика или прославленного полководца, ибо оно относится скорее к месту, занимаемому человеком, чем к нему самому, и перемена обстоятельств нередко низводит это величие до весьма скромных размеров. Премьер-министр вне своего министерства сплошь и рядом оказывается болтливым фанфароном, а генерал без армии – всего-навсего пошловатым провинциальным львом. Величие Чарлза Стрикленда было подлинным величием. Вам может не нравиться его искусство, но равнодушны вы к нему не останетесь. Оно вас поражает, приковывает к себе. Прошли времена, когда оно было предметом насмешки, и теперь уже не считается признаком эксцентричности отстаивать его или извращенностью – его превозносить. Недостатки, ему свойственные, признаны необходимым дополнением его достоинств. Правда, идут еще споры о месте этого художника в искусстве, и весьма вероятно, что славословия его почитателей столь же безосновательны, как и пренебрежительные отзывы хулителей. Одно несомненно – это творения гения. Мне думается, что самое интересное в искусстве – личность художника, и если она оригинальна, то я готов простить ему тысячи ошибок. Веласкес как художник был, вероятно, выше Эль Греко, но к нему привыкаешь и уже не так восхищаешься им, тогда как чувственный и трагический критянин открывает нам вечную жертвенность своей души. Актер, художник, поэт или музыкант своим искусством, возвышенным или прекрасным, удовлетворяет эстетическое чувство; но это варварское удовлетворение, оно сродни половому инстинкту, ибо он отдает вам еще и самого себя. Его тайна увлекательна, как детективный роман. Это загадка, которую не разгадать, все равно как загадку вселенной. Самая незначительная из работ Стрикленда свидетельствует о личности художника – своеобразной, сложной, мученической. Это-то и не оставляет равнодушными к его картинам даже тех, кому они не по вкусу, и это же пробудило столь острый интерес к его жизни, к особенностям его характера.

Знаменитый роман Моэма «Узорный покров» – полная трагизма история любви, разворачивающаяся в небольшом городке в Китае, куда приезжают бороться с эпидемией холеры молодой английский бактериолог с женой.

«Бремя страстей человеческих» – во многом автобиографичный роман Сомерсета Моэма. Он был переведен едва ли не на все языки мира и трижды экранизирован, а также вошел в список 100 лучших англоязычных произведений XX века. Прочитав этот роман, Теодор Драйзер назвал Моэма «великим художником», а его книгу – «творением гения».

«Бремя страстей человеческих» можно назвать «романом воспитания», где автор прослеживает жизнь главного героя Филипа Кэри от детства к отрочеству, от юности к зрелости.

На его долю выпадает немало испытаний: ранняя смерть родителей, отчаянные поиски своего призвания в мире, обреченные отношения с легкомысленной женщиной. Претерпев немало разочарований, меняя свои взгляды, от подчинения собственным страстям до самоотречения, Филип пытается нить за нитью сплести узор собственной жизни…

Уильям Сомерсет Моэм

Театр

William Somerset Maugham

Theatre

Роман адаптировала Ольга Ламонова

Под редакцией Ильи Франка

Метод чтения Ильи Франка

THE door opened (дверь открылась) and Michael Gosselyn looked up (и Майкл

Госселин поднял глаза; to look up —подниматьголову,обращатьвзоры).

Julia came in (вошла Джулия).

«Острие бритвы» — одно из лучших произведений Моэма. Не просто роман, но подлинная «школа нравов» английской богемы начала XX века, книга язвительная до беспощадности и в то же время полная тонкого психологизма.

Сомерсет Моэм не ставит диагнозов и не выносит приговоров — он живописует свою собственную «хронику утраченного времени», познать которую предстоит читателю!

Круговорот жизни, чередование удач и несчастий, разлук и неожиданных встреч. Круговорот страстей и увлечений, зависти и дружбы, предательства и самоотверженности.

Дочь священника, посвятившая себя юному поэту, аристократ, разрывающийся между чистой любовью к леди и плотской страстью к красивой официантке, жена уважаемого политика, ставшая жертвой хищного и циничного альфонса, — каждый из них, в сущности, хочет всего лишь быть счастливым. Кому из них удастся обрести счастье, а кто обречен на страдания? И какую цену даже самым «удачливым» придется заплатить за исполнение желаний?

Уильям Сомерсет Моэм (1874–1965) — один из самых проницательных писателей в английской литературе XX века. Его называют «английским Мопассаном». Ведущая тема произведений Моэма — столкновение незаурядной творческой личности с обществом.

В восьмой том Собрания сочинений включены рассказы, действие которых в большинстве случаев происходит в английских колониях.

Джалил Мамедгулузаде

КОНСТИТУЦИЯ В ИРАНЕ

У ворот нашей мечети сидит на выступе старик лет пятидеся-ти-пятидесяти пяти. Здесь он занимается своим ремеслом: пи-шет письма неграмотным мусульманам, чаще всего приезжим из-Ирана. Зовут его Мешади-Молла-Гасан.

Мешади можно видеть перед мечетью в любое время года - летом и зимой, осенью и весной.

Летом, проходя по улице, можно видеть, как он дремлет, прислонившись головой к стене; а другой раз видишь и такое: перед Мешади сидит на корточках какой-нибудь иранец, а тот, нацепив на нос очки и придерживая на левом колене пол-ли-ста грязной почтовой бумаги, читает, откинув голову и глядя, из-под очков, написанное по-фарсидски письмо:

Джалил Мамедгулузаде

Лед

Мне было лет четырнадцать или чуть больше, когда захво-рала моя тетка. К ней пригласили врача Гаджи-Мирза-Сатта-ра. Я решил, что тетка больна не очень тяжело. И сделал я та-кой вывод вот почему.

В те времена, то есть лет сорок тому назад, в нашем городе практиковали два мусульманских врача: Гаджи-Мирза-Саттар и Мешади-Нурмамед. Слыли они мусульманскими врачами не потому, что были мусульманами. Их называли так потому, что медицинское образование они получили в мусульманских стра-нах: Гаджи-Мирза-Саттар получил образование в Тебризе, а Мешади-Нурмамед изучил медицину, не выезжая из нашего города. Он прочитал пару-другую старых лечебников и набил руку на практике. Все врачевание их заключалось в том, что они щупали у больного пульс и назначали хину или слабитель-ные пилюли, которые тут же извлекали из кармана.

Джалил Мамедгулузаде

ШКОЛА СЕЛЕНИЯ ДАНАБАШ

События, о которых я собираюсь рассказать, - дела давно минувших лет. Правда, не могу сказать определенно, сколько минуло, но одно помню хорошо, что событие это произошло спустя семь лет после взятия русскими Карса. Вот и считай, сколько тому годов!

Эх, дни-то приходят и уходят! Где те времена, где тот день, ;когда русские взяли Каре? А будто все это было вчера. Хоть и был я тогда мал, но помню все подробности. Помню даже то, что было самое начало молотьбы, то есть самая страда.

СОМЕРСЕТ МОЭМ

Корыто

Перевод В.Артемова

Позитано расположено на склоне крутого холма и представляет собой кучу беспорядочно настроенных белых домишек, чьи черепичные крыши за сотни лет совершенно поблекли под беспощадными лучами солнца; но в отличие от многих таких же итальянских местечек, которые строились подальше от греха на скалистых возвышенностях, все его прелести невозможно охватить с одного взгляда. В Позитано есть улочки, взбирающиеся в гору прихотливыми зигзагами, есть облезлые крашеные дома в стиле барокко (но барокко очень позднего), куда некогда наезжала неаполитанская знать, которая могла позволить себе на сезон такое скудное великолепие. В самом деле, местечко это, пожалуй, даже чересчур живописно, и зимой две или три его скромные гостиницы битком набиты художниками и художницами. Трудясь в поте лица, они каждый по-своему отдают дань эмоциям, которые вызывает у них Позитано. Одни затрачивают бездну усилий, чтобы запечатлеть на полотне каждое окошко, каждую черепицу, какие только схватывает их пытливый взгляд, и, без сомнения, получают удовлетворение, служащее наградой прилежанию и трудолюбию. "Во всяком случае, это от души", - скромно говорят они, демонстрируя свои работы. Другие, порывистые и стремительные, с бешеным неистовством набрасываются на полотна, щедрыми мазками нанося на них краску. Эти говорят: "Видите ли, я пытался здесь выразить свое я". Они стоят с полузакрытыми глазами и как бы в раздумье бормочут: "Кажется, я все же сумел передать самого себя. Как по-вашему?" А есть и такие, что представляют вам на обозрение в высшей степени занимательное нагромождение кубов и эллипсов и при этом угрюмо цедят сквозь зубы: "Я это вижу так". Люди они,- как правило, молчаливые и серьезные и на ветер слов не бросают.

Уильям Сомерсет Моэм

Нищий

Рассказ.

Бог знает, сколько раз я сетовал, что не имею хотя бы части времени сделать хотя бы часть того, что мне хочется. Не помню, когда у меня в последний раз была свободная секунда. Много раз я тешил себя мечтами о том, как целую неделю ничего не буду делать. Большинство людей когда не работают, то развлекаются: ездят верхом, купаются, либо играют в теннис или в карты. Я же мечтал о полном безделье. Все утро я буду лентяйничать, днем лодырничать, а вечером бить баклуши. Мое сознание уподобится грифельной доске, а каждый час - губке, стирающей с нее каракули, набросанные рукою чувственного мира. Время, которое так быстротечно, время, уходящее безвозвратно, - вот драгоценнейшее достояние человека, и выбрасывать его на ветер есть самая изощренная форма расточительства. Клеопатра растворила в вине бесценную жемчужину... но отдала его выпить Антонию. Растрачивать же попусту короткие золотые часы своей жизни - значит выплеснуть на землю вино с растворенной в нем жемчужиной. Жест великолепный, но, как и все великолепные жесты, бессмысленный. И в этом, конечно, его оправдание. Я не сомневался, что в течение недели, которую обещал себе, я буду читать, потому что для человека, привыкшего к чтению, оно становится наркотиком, а он сам - его рабом. Попробуйте отнять у него книги, и он станет мрачным, дерганным и беспокойным, а потом, подобно алкоголику, который, если оставить его без спиртного, набрасывается на политуру и денатурат, он с горя примется за газетные объявления пятилетней давности и телефонные справочники. Но писатель, читая, редко может избавиться от профессионального интереса. А я хотел, чтобы чтение было лишь одной из форм безделья.

Андре Моруа

Обращение рядового Броммита

Каждое утро денщик полковника Паркера приходил будить лейтенанта Орэля [француз, литератор, главное действующее лицо романов А.Моруа "Молчание полковника Брэмбляя (1918) и "Речи доктора О'Грэди" (1921)], переводчика штаба английской дивизии. Денщик был старый служака, коренастый и хитрый. Раскладывая с необычайной ловкостью и сноровкой одежду лейтенанта, он в то же время объяснял молодому французу неписаные законы, действующие в армии.

Шон О'ФАОЛЕЙН

ТЕНЬ ТЮРЬМЫ

Перевод Н. Буровой

Если верить ребятишкам из поселка, они раздружились с Инч Моран потому, что она "запулила" в Падну Калла камнем. Им казалось, что это и вправду так. На самом же деле они перестали водиться с ней, наслушавшись разговоров об ее отце. Жители поселка ополчились на него оттого, что он служил надзирателем в здешней тюрьме, оттого, что через неделю должны были повесить бродягу Бэнтри за убийство Буди Бесс, и еще оттого, что все связанное с казнью вызывало у них ужас.

Лео Перуц

ДЕНЬ БЕЗ ВЕЧЕРА

Перевод с немецкого О. Мичковского

Георг Дюрваль, сын бывшего шкипера и внук французских эмигрантов, состоявший по материнской линии в родстве с семейством Альбергати из Болоньи, осенью 1908 года прибыл из Триеста, где он - не без труда окончил гимназию, в Вену. Имущественное положение его отца, владевшего домом в Триесте и несколькими виноградниками и окрестностях Опчины, позволяло ему при выборе своей будущей профессии исходить исключительно из собственных предпочтений. После ряда неудач на литературном поприще - он пробовал свои силы в переводе из Данте - и после кратковременной учебы на семинаре по истории музыки он записался в Венский университет на лекции по математике, физике и классической философии.