В октябре

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

ДЕТСТВО СУВОРОВА

Рассказ

Стоял август тысяча семьсот сорок второго года. В усадьбе Суворовых спать ложились рано, чтобы не тратить даром свечей. Отужинали. Отец, Василий Иванович, закурил единственную за сутки трубку, чем всегда кончался день.

Мать, как обычно, поставила Александра на молитву. Читая вслух дьячковской скороговоркой слова молитвы, Александр, где следовало, становился на колени.

В исторической повести «Малахов курган» Сергея Тимофеевича Григорьева описаны события обороны Севастополя в 1854–1855 годах, во время Крымской войны. Город был осажден с суши и моря совместными военными контингентами Англии, Франции, Турции и Сардинского королевства, во много раз превосходившими силы русской армии и флота в Крыму.

Автор создал героические образы адмиралов Корнилова, Нахимова, Истомина, сражавшихся рядом с офицерами, матросами и простыми жителями города и погибших в боях. Участники Севастопольской обороны навеки покрыли себя неувядаемой славой.

Центральный образ в книге – девятилетний юнга Веня, храбро сражавшийся на бастионе рядом с матросами во время осады города.

Для среднего школьного возраста.

Повесть посвящена великому полководцу, генералиссимусу Александру Васильевичу Суворову (1730–1800). Автор описал всю его жизнь начиная с одиннадцатилетнего возраста. Основное внимание уделено военным походам, в которых проявился стратегический талант полководца Суворова. Это Прусский поход во время Семилетней войны, две турецкие кампании, а также Итальянский и Швейцарский походы, в последнем из которых русские чудо-богатыри под командованием Суворова покрыли себя неувядаемой славой, совершив переход через Альпы.

Военный талант Александра Васильевича Суворова, не проигравшего ни одного сражения, его патриотизм и храбрость, высокое понимание долга, любовь к солдатам сделали его имя бессмертным в истории России.

Для старшего школьного возраста.

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

МОРСКОЙ УЗЕЛОК

Рассказ

В 1821 году Михаил Петрович Лазарев получил назначение в кругосветное плавание на корабле "Крейсер", только что построенном. Назначенный командиром "Крейсера", Лазарев, по обычаю, сам и снаряжал корабль в дальнее плавание. Андрей Могучий, молодой матрос из поморов, выпросился на "Крейсер" и пошел в далекое плавание одним из старших рулевых "Крейсера".

Среди офицеров "Крейсера" находился девятнадцатилетний мичман Нахимов, только что окончивший Морской кадетский корпус. Мичман Нахимов получил в свое командование капитанский шестивесельный вельбот, построенный из красного дерева. Командовать шлюпкой, назначенной для разъездов капитана, было большой честью. Нахимов получил ее благодаря тому, что кончил корпус с отличием, а на парусных учениях прослыл "отчаянным кадетом". Этот изящный кораблик радовал сердце молодого командира и приписанных к вельботу матросов: перед отправлением в плавание на гребных состязаниях в Маркизовой Луже* вельбот Нахимова вышел на первое место, "показав пятки" всем шлюпкам.

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

СОМБРЕРО

Рассказ

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Испанский берег

Гибралтар

Комедия дель арте

Покупка

"Контрабанда"

Пчельник

Возвращение

________________________________________________________________

Испанский берег

На "Проворном"* все, начиная с командира капитан-лейтенанта Козина и кончая флейтщиком Фалалеем, знали наверное, что никаких военных действий не предполагается, да и не могло быть.

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

КОМАНДИР СУЗДАЛЬСКОГО ПОЛКА

Рассказ

В 1762 году Суворова назначили командиром Суздальского пехотного полка. Полк стоял в Новой Ладоге.

Вот что рассказывал однажды у костра молодым солдатам старый суворовский капрал о приезде нового полковника:

- Выстроился наш Суздальский полк, как полагается, к встрече. Ждем нового полковника. Стоим. Уже вечер, смеркается. А его нет и нет. Дождик начался. Стоим. Вымокли все: и мы и господа офицеры. А его все нету. Должно, что в дороге случилось: ось лопнула, колесо сломалось. Скомандовали нам: "Разойдись!"

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

ПАРОХОД НА СУШЕ

Рассказ моего деда

В 1951 году 17 апреля исполнилось сто лет с начала правильного движения на первой в России железной дороге от Петербурга до Павловска. Открытие дороги произошло еще раньше: 30 октября 1837 года. Царь Николай Первый проехал от Петербурга до Царского Села в коляске, поставленной на открытую платформу. Тянул поезд маленький паровоз с высокой трубой, построенный в Англии на заводе изобретателя первого паровоза Георга Стефенсона. Паровоз отапливался брикетами-кирпичами кардиффского угля, нарочно выписанными для этого из Англии. И рельсы, или "плющенные шины", как тогда их называли, были прокатаны тоже в Англии, на заводе Буттерлей.

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

ЖИВАЯ ВОДА

Рассказ

Великий русский полководец Александр Суворов с юности привык каждое утро, встав с постели, обливаться холодной водой - зимой и летом и где бы ни был: дома и в походе, в гостях, в царском дворце и в лагере, перед палаткой. Свои привычки Суворов сохранил до старости. В итальянском походе 1799 года Суворову шел семидесятый год, но он не изменил своему обыкновению, только сердился:

Григорий Фукс

Двое в барабане

Повесть

"Барабан - всякий снаряд, состоящий из крытой обечайки или облой пустой

коробки; обшивки вокруг колеса и машинных махов..."

В. Даль. Толковый словарь живого великорусского языка

"Деталь различных машин и механизмов в виде цилиндра, обычно полого, для

зачистки металлических предметов".

Словарь русского языка в 4-х томах АН СССР

ВЫСТРЕЛ

(пролог)

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

ИЕГУДИИЛ ХЛАМИДА*

Рассказ

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

Странная птица

Копейка

Ворона

Серая утица

Прекрасное стихотворение

Общипанный сокол

Корректура

Санька

Бубновый туз

________________________________________________________________

Странная птица

Самарский вице-губернатор Владимир Григорьевич Кондоиди стоял у распахнутого на улицу окна своего кабинета в третьем этаже губернского правления.

Сергей Тимофеевич ГРИГОРЬЕВ

РЖАВА ПРАВАЯ

(История одного изобретения)

Рассказ

________________________________________________________________

ОГЛАВЛЕНИЕ:

I II III IV V

________________________________________________________________

I

Стоит мне вспомнить работы на Ржаве Правой, как я сейчас же и прежде всего вижу Дылду и Головастика.

Вижу сожженную генералом Шкуро станцию, на путях наши теплушки, четыре горбатых пролетных строения моста и высокие курчавые берега речки Ржавы с осыпями золотистого песка.

Дмитрий Хепри

Из истории падения крепостей

- Генрих, я не вижу земли! Туман, везде туман. "Ю-52" летит среди молочной хляби, над, под, сквозь облака, не видя горизонта, держа курс по компасу и прокладке штурмана. - Эрвин, вызывай "Зигфрида". - "Зигфрид", "Зигфрид"... - безпомощно бормочет радист. - Проклятье! Обледенела антенна! Генрих, проверь рули! Трехмоторный самолет покачивает крыльями. Если обледенеют рули... - Вижу! Слева, двадцать градусов! - Эрвин, проверь пулемет. Короткая очередь. Самолет входит в разрыв облаков и они видят под собой превращенный в руины заснеженный город. Первое облачко разрыва расплывается в стороне и выше. Говорят что степь к западу от города усеяна обломками транспортных самолетов. С тех пор как русские танки разнесли аэродром в Гумраке, их истребители и расчеты зенитных батарей ведут уже безнаказанную охоту. Они помнят этот город другим. Тогда, в августе сорок второго, он пылал под ночным небом и в бушевавшее зарево слепило тех, кто смотрел на него в перекрестья бомбовых прицелов. Их было много, боевых самолетов 4-го флота, дальних бомбардировщиков из Керчи, четырехмоторных "кондоров", "Ю-52". Там, внизу, пылали нефтяные цистерны, горели деревянные кварталы рабочих поселков и было так светло, что в семидесяти километрах можно было читать газету. В ушах пилотов звучал "полет валькирии" и каждый чувствовал себя языческим богом, сжимающим в руках молот Тора. Hичто не должно было уцелеть там, внизу, не сохранилось ни одной целой стены, но остались люди - отчаянные как смертники, беспощадные как дьяволы, непонятные как пришельцы из другого мира. - Зрвин, пробуй еще! - "Зигфрид!"... Бесполезно. - Бросай контейнеры. - Они попадут к иванам. - Если мы еще тут проболтаемся, то сами туда попадем. Облегченный самолет чуть вздрагивает. Виден купол парашута над одним из контейнеров. Трудно понять, какой частью этого вытянутого вдоль реки города владеют одни, какой другие, так что вполне может быть что он спускается сейчас в расположение русских позиций. Впрочем, о нем уже не думают. "Ю-52" ложится на обратный курс... - Русские истребители! Слева, семьдесят градусов! Три "чайки" неожиданно выныривают из облаков с превышением в высоте. Трещит кормовой пулемет. Потом он замолкает. Стрелок утыкается лбом в прицел. Стук пуль по корпусу. - Левый мотор горит! Рули... Мы падаем! Hад крылом самолета вспыхивают языки пламени. "Ю-52" заваливается на крыло и падает - на невидимую землю, на гибель, в небытие. Стрелок молчит. Трое пробираются к двери через задымленный отсек. Поток ледяного воздуха обжигает лица. Прыжок, падение, рывок за кольцо... Парашут не раскрывается и пилот продолжает лететь к обледеневшей земле. Прежде чем он достигает ее, у него останавливается сердце. Почти в это же самое время, внизу, оборванный, с обмотанными тряпьем ногами человек в форме полевых войск люфтваффе, проваливаясь в снегу, добирается до разбитого контейнера в развалинах домов. В его руке вполне сходящий за ломик железный прут. Преодолевая слабость, он начинает взламывать один из ящиков, делая передышку после каждого рывка. Когда наконец отваливается доска он протягивает туда руку. Из груди вырывается всхлипывающий стон. В ящике не консервы, а патроны, ряды одинаковых цинков, к которым примерзают пальцы. Проверить что с соседнем ящике уже не остается сил и человек хочет теперь только вернуться в подвал, где отсиживался вместе с кучкой таких же потерявших всякие надежды дезертиров, где на земляном полу теплится растопленный из щепок огонек, протянув к которому руки, можно насладится животным теплом. Hо он так устал... и еще хочет спать. Холода уже он не чувствует. Человек присаживается на груду кирпичей, закрывает глаза, впадает в дремоту - и больше не просыпается.

Анна Хома

БЫЛА ТАКАЯ ИСТОРИЯ

Если выжил геpой всему вопpеки

И с победой пpишел в pодительский дом,

Это- пpосто чтоб мы не сдохли с тоски,

Это- светлая сказка со счастливым концом.

Если новый pассвет встает из-за кpыш

И любовь обpучальным сплелась кольцом,

Это--пpосто чтоб ты не плакал, малыш,

Это--добpая сказка со счастливым концом.

М. Семенова

Пpедыстоpия

"Умеp вчеpа сеpоглазый коpоль..."

Хома Анна

Hачало одной повести

1

-Hа вашеместе я не слишком бы довеpял подобным мягко говоpя пpиятелям. Сколько волка не коpми, все pавно в лес смотpит,- автоpитетно пpодемонстpиpовал знание пословиц и волков гpаф Д. Для тех, кто не понял- это обо мне. Я не удостоил его своим высочайшим вниманием. Дабы не pонять своего дpагоценнейшего достоинства. Hекуда было больше pонять их Дpагоценнейшество. До pучки дошли-с. Зато Жозеф взвился, как коpшун. -Позвольте, милейший, вы имели неостоpожность кpайне неуважительно отозваться о моем дpуге. Либо вы немедленно извинитесь, либо я буду вынужден попpосить вас покинуть мой дом. Вот так. Hикаких золотых сеpединок. Я пpодолжил пpистальное изучение жидкости в моем бокале. А гpаф Д., гоpдо вскинув полысевшую от забот голову, воинственно скомандовал: -Идем, Роза. Поpядочным людям нечего делать в осином гнезде. Веpно говоpят, ты изменился, Жозеф, и отнюдь не в лучшую стоpону. Отец твой, цаpство ему небесное, был человеком высокого полета и не водился со всякой сквеpной.- Он с дочеpью на запятках пpомаpшиpовал к выходу, откуда с достоинством выдал, пpежде чем исчезнуть окончательно:- Я был о тебе куда лучшего мнения! Все они тут говоpили с достоинством. Кpоме меня. А откуда его бpать-то, никто не скажет? -Да, я изменился,- тихо ответил мальчик 17-ти лет отpоду, опpометчиво назвавший меня своим дpугом.- Чаще стал говоpить пpавду. До чего же глупый мальчик. Это я ему и сказал. -Так ты pаспугаешь всю окpугу. -Пускай, -махнул он pукой. -Что пускай, что пускай?!- pассвиpипело внутpи меня.- В тебя тычут пальцами все папаши с мамашами, поучая своих чад. Смотpи, деточка, это тот самый гpаф де Реканье, котоpый по добpой воле- слышишь, деточка?- без пpинуждения (ты ж у меня не такой болван?) отказался от службы пpи двоpе, от столичных клубов, забегаловок (вон у папы спpоси, он знает, что это такое) , от девиц, долгов, кутежей с непpосыхающими пpиятелями и их непpосыхающими кубками, объяснений с назойливыми вдовушками и их бывшими назойливыми муженьками, котоpые потому и стали бывшими, что путались под ногами, пока не выпpосили сделать их жен вдовушками: Я бы еще долго мог pасписывать все пpелести потеpянного им pая- пpобивает меня поpой на словесность, как сточную тpубу после пpочистки,- если бы Жозеф не замахал в мою стоpону pукой, умоляюще заглядывая в мои бессовестные глаза. Дpугой pукой он деpжался за живот. А что я такого сказал? Пpосто pассвиpипел. -Ох, Маpтин, ты когда-нибудь убьешь меня,- еле вымолвил он. И то пpавда. -Они, между пpочим, теpпели тебя дольше всех,- заявил я ему, как будто имел пpаво что- либо ему заявлять.- А ты pаспpавился с ними без зазpения совести,осудил я его, как будто имел пpаво его судить. С совестью напополам.

Валерий Королев

Древлянская революция

1

Тихо в Древлянске. Еще и вороны в городском саду на липах спят, и пыль, проволгнув за ночь, плотно лежит на щербатом асфальте, и не скрипят калитки в частном жилом секторе, а в государственном не бухают двери подъездов, и если, затаив дыхание, остановиться под открытой форточкой какого-либо древлянского жилья, то можно услышать извечный предутренний сладкозвучный дуэт: тоненько выводит носом жена и чуть потолще, наверное, приоткрыв рот, вторит ей муж. Солнце еще нежится за окоемом, и весь город окутан сизой полутьмой. Только над монастырским холмом пламя в небе -- это, как и задумано предками, первым воспринял грядущий день золоченый крест на монастырской колокольне. Местное поверье речет: "Споривший всю ночь с совестью своей, не поленись, перед зарей выйди на двор и, поклонясь кресту, скинь с себя гордыню". Из века в век многие таким манером спасались.

Александр Надысев в книге «Дремлющие вулканы айнов» сумел создать гармонию между документальными фактами и художественной реконструкций исторических событий XVII-XXI веков с конкретными героями по освоению новых земель и приведению в российское подданство айнов – коренных жителей Камчатки, Курильских островов, Хоккайдо и Сахалина – в непримиримом противостоянии с Японией. Автор книги осветил необычную полную трагизма судьбу айнов, и стремление их потомков к развитию и объединению древнейнейшего народа