Свидетель

ПОСЛЕДНИЙ ВРАГ

Забавно наблюдать за смятением и растерянностью, охватившими политический истеблишмент и примыкающие к нему круги. Политические партии, маститые политологи и околополитические борзописцы удивленно комментируют развивающийся на Кремлевском Олимпе любопытный эволюционный процесс. Отчаянные схватки за никель, хитро закрученные интриги отставок и назначений, аресты мэров и губернаторов - над всеми этими баталиями больше не развиваются знакомые знамена политических организаций и партий. Общественно - политическая жизнь в своем классическом проявлении медленно, но неуклонно затухает или маргинализируется, деполитизируется: ни партии, ни фракции Госдумы больше не решают исход гладиаторских сражений между финансово-промышленными корпорациями, разворачивающихся на фоне всевозможных скандалов и журналистских дуэлей. А ведь борьба идет не просто за очередные кредиты или сферы экономического влияния - борьба идет за Власть с Большой Буквы.

"К Л Е Й П У Ч К А П Ь Е Т В С Е"

с п е ц в ы п у с к

"СТРАЖ-ПТИЦА" Nо 16

% Рабоче-крестьянский, критико-радикальный, %

% лапидарно-публицистический,неподцензурный, %

% нерегулярный, неподкупный, неинформацион- %

% ный,непрофессиональный бюллетень по вопро- %

% сам ФАНТАСТИКИ, ФЭНОВ, ФЭНЗИНОВ и ФЭНДОМА. %

"Н И К О Г Д А" Nо 2

ЛЮБИМЫЙ ФЭНЗИН АНДРЕЯ НИКОГДАЕВА

Это у меня профессиональное, я обожаю атмосферу

Мне сказали: «Напишите предисловие к русскому изданию ваших сочинений».

Я удивился и обрадовался. Признаться, мне и в голову не приходило, что меня читают по-русски. И теперь, когда я приветствую своих нежданных читателей, — не правда ли, мне простительна некоторая гордость? Английский автор, выступающий перед читателями таких мастеров, как Толстой, Тургенев, Достоевский, Мережковский, Максим Горький, имеет право слегка возгордиться.

«Расскажите нам о себе», — попросили меня. Но чуть я принимаюсь за это дело и пытаюсь рассказать русскому читателю, что я за человек, мне с особенной силой приходит в голову, какая страшная разница между моим народом и вашим; разница в общественном отношении и в политическом. Вряд ли можно найти хоть одну общую черточку, хоть один клочок общей почвы, на которой мы могли бы сговориться. Нет общего мерила, которым мы могли бы мерить друг друга.

С давних времен общепризнано, что существуют два совершенно различных подхода к социологическим и экономическим проблемам: один называют научным, а второй — ненаучным. В этом определении нет никакой моей заслуги, однако, выясняя разницу между этими двумя подходами, я, как мне кажется, говорю нечто новое, и на это-то новое мне и хотелось бы обратить ваше внимание. Я, разумеется, не претендую при этом на какое-либо оригинальное открытие. То, что я хочу сказать и уже не раз говорил, вы найдете (приблизительно и с некоторыми отклонениями) у профессора Бозанке, в работе Элфреда Соджвика «Употребление слов в логических рассуждениях», в «Логике» Сигворта и в современной американской философии. Мое суждение — всего лишь частица общего потока развивающейся общественной мысли. Весь ход моих размышлений привел меня к мысли, что социология не наука или наука в том свободном понимании этого слова, в каком можно считать наукой современную историю; кроме того, я сомневаюсь в ценности социологии, коль скоро она чересчур точно следует так называемому научному методу.

Обстоятельства часто заставляют меня обращаться мыслями к роману, к тому, как создается роман, в чем его значение, что он собой представляет, и каким может быть, и еще задолго до того, как написать свой первый роман, я стал профессиональным критиком. Теперь вот уже двадцать лет я пишу романы и пишу о романах, но мне кажется, будто только вчера вышла моя рецензия в «Сэтердей ревью» на книгу мистера Джозефа Конрада «Каприз Олмейера» — кстати, первая большая и положительная статья о его творчестве. Я посвятил роману столько лет своей жизни — можно ли рассчитывать, что я буду говорить о нем в примирительных и осторожных тонах? Я считаю роман поистине значительным и необходимым явлением в сложной системе беспокойных исканий, что зовется современной цивилизацией. Во многих отношениях, мне думается, без него просто не обойтись.

Стоит среди полей обнесенный стеной чугунолитейный завод с не переставая дымящимися огромными трубами, с гремящими цепями, домнами, с подъездной железной дорогой и раскинутыми домиками заведующих и рабочих. На заводе этом и в шахтах его, как муравьи, копаются рабочие люди: одни на 100 аршин под землею, в темных, узких, душных, сырых, постоянно угрожающих смертью проходах, с утра до ночи, или с ночи до утра выбивают руду; другие в темноте, согнувшись, подвозят эту руду или глину к дудке и везут назад пустые вагончики и опять наполняют их, и так работают по двенадцати, четырнадцати часов в день всю неделю.

Франция – удивительная страна свободы; вина и свежих круассанов. Наши культуры весь XIX век тесно шли рука об руку, развиваясь вместе и то и дело влияя друг на друга. Поэтому неудивительно, что во Франции любят Россию, а в России питают особую любовь ко всему французскому. Но как бы мы ни любили друг друга, нам, русским людям, порой бывает сложно понять французов, их искусство жить и наслаждаться моментом.

В книге «Франция, я люблю тебя! Искусство жить по-французски» самая русская француженка приоткроет завесу тайны и расскажет о том, как живут обычные французы, что едят, о чем говорят, как воспитывают детей, соблюдают традиции, привнося что-то новое, живут в моменте, замечая и сохраняя красоту буквально во всем.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

В вопросах Власти есть два ответа – всем известный и правильный. Любой представитель элиты заинтересован в том, чтобы сохранить в тайне структуру своей группировки и ее подлинные цели. Но помимо внутренних связей существуют еще и публичные действия, совершаемые членами группировок в ходе борьбы за те или иные ресурсы.

С помощью теории Власти, изложенной в «Лестнице в небо», Михаил Хазин и Сергей Щеглов анализируют масштабные исторические и политические события, чтобы показать, сколько коллективных интересов, мотивов и проблем скрывается за известными каждому «фактами».

За что поплатился директор МВФ Стросс-Кан? Мог ли Сталин проиграть борьбу за власть? Кто на самом деле стоит за смертью Кеннеди и почему абсолютно все, даже его сторонники, поддержали официальную версию об убийце-одиночке? Почему Рузвельт, затянувший Великую депрессию, стал единственным президентом в истории США, избранным на третий срок, а Никсон, который вывел американскую экономику из кризиса, – единственным президентом, досрочно отстраненным от власти?

Об этом и многом другом – в книге «Кризис и Власть. Том II. Люди Власти».

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.