Солнечное затмение

Роман для детей посвящён дружбе двух близких людей: деда, бывшего генерала, вышедшего в отставку, и его внука; действие происходит в Сибири в прошлом веке.

Повесть, принадлежащая перу известного писателя и общественного деятеля Альберта Анатольевича Лиханова, посвящена судьбе от рождения больного мальчика, на долю которого, кроме неизлечимой болезни, выпадают тяжкие, истинно взрослые испытания. Русская литература ещё не знала такого трудного и пронзительного повествования о силе духа, обращённого к детям.

Повесть о достоинстве и благородстве детей войны.

Голодающие дети Вадим и Марья не идут в детский дом, потому что их мать жива. Той весной закончится война.

Об ошибках (опечатках) в книге можно сообщить по адресу http://www.fictionbook.org/forum/viewtopic.php?t=3118 . Ошибки будут исправлены и обновленный вариант появится в библиотеках.

Пионеры-герои — советские пионеры, совершившие подвиги в годы становления Советской власти, коллективизации, Великой Отечественной войны. Официальный список «пионеров-героев» был оформлен в 1954 году с составлением Книги почета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина. Серия книг «Пионеры-герои» повествует о самых обыкновенных мальчишках и девчонках, которые учились, помогали старшим, играли, бегали-прыгали, разбивали носы и коленки. Их имена знали только родные, одноклассники да друзья. Но пришел час, и они показали, каким огромным может стать это маленькое детское сердце, когда разгорается в нем священная любовь к Родине и ненависть к ее врагам.

Повесть из романа в повестях «Русские мальчики».

Повесть из романа в повестях "Русские мальчики".

Счастливое начало у этой повести – отец Михаськи живым пришел с войны. Но, строя свою новую мирную жизнь, отец и мать предают самих себя, чистоту своей прежней жизни.

Пионеры-герои — советские пионеры, совершившие подвиги в годы становления Советской власти, коллективизации, Великой Отечественной войны. Официальный список «пионеров-героев» был оформлен в 1954 году с составлением Книги почета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина.

Художественно-документальный рассказ.

Художник В. Юдин.

http://ruslit.traumlibrary.net

В книге современной афро-американской писательницы рассказывается о негритянской семье Логанов, живущей в южном штате Миссури. Повествование ведется от лица одиннадцатилетней героини – умной, живой, наблюдательной негритянской девочки. Повесть насыщена событиями – интересными, подчас драматическими, ярко характеризующими начало 30-х годов нашего столетия. Первая книга о семье Логанов вышла в 1987 году под названием «И грянул гром, услышь крик мой…»

Известно – в самом начале было слово. То есть Некто произнес его еще до того, как появились леса, моря, горы, звери и человек.

Вероятно, слово летало. Только и остается летать, когда кругом пустота. Огромное, безымянное порхало во мраке, стремясь, как ночная бабочка, к будущему свету.

И непременно вспоминается тут один средний родственник – генерал от воздушных сил.

«Небесный генерал, – ласково говорила тетя Муся. – И фамилия крылатая – Евгений Бочкин!»

«Щи» – таково было первое слово, сказанное мной в этой жизни.

Может, и прежде чего-то лепетал, но именно «щи» выловила из слабенького речевого родника нянька.

– Голубь мой! – обрадовалась. – Сейчас разогрею!

С тех-то пор эти «щи» надолго прилипли ко мне. В раннем детстве, не считая закармливания щами, первое слово не огорчало. Напротив, папа, бывало, хвастал перед гостями.

– Только истинный россиянин может отмочить такое! Щами, как говорится, мир стоит! Знавал я человека, брякнувшего в колыбели «кака». Стыдно рассказать о его жизни.

Уж не знаю, кого как, а меня всегда, с малолетства, притягивал именно этот шкаф. Хотя имелся и буфет с вареньем. К нему, честно говоря, тоже тянуло, но все же иначе.

Совсем другое дело этот шкаф. Нет, он не был запретен, как ближайший пруд с омутами, но влекло к нему с неменьшей силой.

Сквозь затуманенные стекла, будто тронутые инеем, угадывалось нечто. Дверцы – когда как – отворялись то безмятежно, то с поскрипыванием, какое можно услыхать в подветренном яблоневом саду, и туман распахивался, унося смутные тени и обнажая сухой горьковатый запах осенних листьев, будто домашнего любовно собранного гербария.

Это сейчас я хорошо играю на трубе. Могу зорю протрубить, тревогу, отбой или, к примеру, сонатину Клементи. Кажется, с трубой родился. Но это, конечно, не совсем так.

Впервые труба попалась мне под Новый год, когда я учился в пятом классе. В белом комбинезоне и заячьей маске должен был я вбежать в спортзал – затрубить, разбросать серпантин и конфетти.

Репетировал со мной старшеклассник Николай Подкорытин. На нем была красная шуба деда Мороза, а из карманов торчали две трубы – золотая и серебряная.

Нам не повезло с нормальными безобидными городскими сумасшедшими, за которыми можно бегать по улице, всячески задирать, дразнить и приставать, слушая невнятную, пузырчатую болтовню.

Зато имелся почти одомашненный снежный человек. Водовоз Колодезников. Конечно, не трехметровый великан, какие встречаются в особенно глухих местах, в горных и лесных. Ростом наш не вышел, – метр с кепкой, эдакий снежный лилипут. Однако по другим приметам – хоть куда!

Повесть о девочке-подростке, которая влюбилась в старшеклассника и упорно добивалась его взаимности. И таки добилась… пусть не совсем взаимности, но тепла и понимания.

Кико метался, как раненый зверек, по своей тахте или вскакивал с нее в пылу неудержимого приступа волнения и бросался, пошатываясь от слабости, к выходу из горницы, завешенному ковром. Но — увы! — за ковром находилась плотная дубовая дверь, закрытая накрепко снаружи, и не слабому мальчику было сломать эту преграду. Тогда, в конец обессиленный, он возвращался на свое жесткое ложе, и погружался в забытье…