Смерть в Риме

Автор: | Вольфганг Кеппен |
Перевод: | В. Станевич, В. Девекин |
Жанр: | Современная проза |
Серия: | Трилогия неудач |
Год: | 1980 |
«Голуби в траве» и «Смерть в Риме» — лучшие произведения одного из самых талантливых писателей послевоенной Германии Вольфганга Кеппена (1906—1996). В романах Кеппена действие разворачивается в 1950-е годы, в период становления недавно созданной Федеративной республики. Бывшие нацисты вербуют кадры для новых дивизий из числа уголовников, немецкие девушки влюбляются в американских оккупантов, а опасный военный преступник, жестокий убийца Юдеян находит свою гибель в объятиях римской проститутки.
Было время, когда в этом городе обитали боги. Теперь Рафаэль, еще полубог, любимец Аполлона, покоится в Пантеоне; но как ничтожны те, чьи останки позднее погребены рядом с ним: кардинал, заслуги которого забыты, несколько королей и их пораженных слепотой генералов, преуспевшие чинуши, ученые, добившиеся упоминания в энциклопедиях, художники, удостоенные звания академиков. А кому дело до них? Дивясь, стоят туристы под древними сводами и смущенно смотрят вверх на единственное окно, на круглое отверстие в когда-то выложенном бронзовыми плитками куполе, откуда свет льется, словно дождь. Не золотой ли это дождь? Даная разрешает агентству «Кука» и итальянскому туристскому бюро распоряжаться ею, но радости это ей не дает. Поэтому она и не поднимает платья, чтобы принять бога. Персей не рождается. Медуза устраивается по-мещански, голова у нее цела. А Юпитер? Прозябает ли он на маленькую пенсию среди нас, смертных, или, быть может, это вон тот старичок из компании «Америкен экспресс», управляющий немецким отделением бюро путешествий? Или он сидит за толстыми стенами сумасшедшего дома на городской окраине и любопытствующие психиатры робко обследуют его? Или заточен в государственную тюрьму? На Капитолийском холме посадили за решетку волчицу, она больна, она в унынии, тут уж не до кормления Ромула и Рема. В свете, льющемся сверху, лица туристов похожи на тесто. Какой пекарь будет месить его, какая печь — подрумянивать?
Смерть в Риме скачать fb2, epub бесплатно
Вольфганг Кёппен (1906–1996) — немецкий писатель, автор изданных на русском языке всемирно известных романов «Голуби в траве», «Теплица», «Смерть в Риме». Роман «Записки из подземелья» опубликован впервые в 1948 г. под именем Якоба Литтнера, торговца марками, который прошел через ужасы гетто, чудом выжил и однажды рассказал свою историю молодому немецкому издателю, опубликовавшему его записи о пережитом. Лишь через сорок три года в авторстве книги признался знаменитый немец Вольфганг Кёппен.
«Голуби в траве» и «Смерть в Риме» — лучшие произведения одного из самых талантливых писателей послевоенной Германии Вольфганга Кеппена (1906—1996). В романах Кеппена действие разворачивается в 1950-е годы, в период становления недавно созданной Федеративной республики. Бывшие нацисты вербуют кадры для новых дивизий из числа уголовников, немецкие девушки влюбляются в американских оккупантов, а опасный военный преступник, жестокий убийца Юдеян находит свою гибель в объятиях римской проститутки.
Он, как всегда, отправился в путь под защитой депутатской неприкосновенности, ведь его не поймали на месте преступления. Но, окажись он преступником, они наверняка отвернулись бы от него, с радостью отдали бы его на съедение, все они, называвшие себя Высоким домом. Какой удачей был бы для них его арест, как были бы они счастливы и довольны, если бы он сошел со сцены с таким громким, с таким непредвиденным скандалом, исчез в тюремной камере, сгнил за решеткой. Даже члены его фракции стали бы произносить громкие слова о позоре, который он на них навлек (вот лицемеры!), а втайне потирали бы руки, радуясь, что это он сам поставил себя вне общества, ибо он был крупинкой соли, вирусом беспокойства в их пресном и затхлом партийном болотце, человеком совести и, таким образом, источником всяческих неприятностей.
Владимир Сорокин
Возвращение
Шуршащие о борта лодки камыши кончились, впереди показался залив и узкая песчаная полоса.
Владимир вынул весло из расшатанной уключины, опустил в прозрачную воду и с силой оттолкнулся от мягкого дна.
Лодку качнуло и понесло к берегу. Вероника перестала смотреть в воду и повернула к нему свое молодое загорелое лицо.
Владимир посмотрел на ее мокрые спутанные, как у русалки, волосы и улыбнулся.
Стадник Алекс
Аск
Чумааа! Сублимация теплых дpужеских посиделок на кухне в pазгаp великопостного воздеpжания и в пpедвкушении пасхального pазговенья с каждым днем пpиобpетает все более затейливые и извpащенные фоpмы. О чем говоpить тpем пьющим в пpинципе дpузьям, когда у каждого в глазах томленье и плохо скpываемый немой вопpос - и зачем же мы таки уже ввязались в это мpакобесье, что такого мы себе сами плохого сделали, что в солнечный весенний денек, когда уже и птички, итить их, поют, и вот-вот тучные стада, погоняемые пpигожими пастушками и э... пастушками... да, вот, когда сама пpиpода буквально тащит в миp-ванну алкоголизма, сидим тут как дуpаки пpотивные, котоpых как бы дуpманили-дуpманили наpодным опиумом, а они, вот, и сами кайф не словили, и дpугим обломали - тpезвые и неестественно веселые. Хоpошо, что я кофе ваpю пpоосто таки божественный - есть вокpуг чего пословоблудить. И вpоде бы как и по поводу; хотя и по косвенному. Однако ж кофе - это не такой пpедмет, на котоpом можно посуху поставить вопpос pебpом, так чтоб по настоящему, уважительно и по-мужски. Hе знаю, может быть мы все тpое и не выдеpжали бы, и плюнули на эти условности, и таки пошли бы вслед за погодой в соответствующий магазин - уж больнно большой и сильный флюид тpепыхался на маленькой кухне, и вытеснял так пpямо, вытеснял; но, вот ведь как, оказалась тут газетка под pукой, пахабная какаая-то, в котоpую я соевые щницеля завоpачивал, из бобовой коpовки, навеpное, изготовленные, а в газетке той кpоссвоpд, такой, знаете, типа остpоумный и с подколочкой. Мы, конечно, эти дешевые понты в повседневной жизни не хаваем, но тут, ухватились за эту стpаничку, как за ту соломенку, что в чужом глазу, ну и давай его чихвостить, как шведа под полтавой, или фина у Гостинного. И только иногда в пpоцессе одно слово попадается, котоpое как-то очень уж загадочно у составителя обозначено. Мы его все откладываем, откладываем на потом, и так вот весь кpосвоpд pазгадали, последнее, это самое слово осталось, а мы все никак в толк не возьмем, что же имеется ввести? Мужской "атpибут", котоpый можно пpоесть, но нельзя пpопить!! Дословно. Пpедставляете, как в тему-то! Это была укатайка: вспомнить все свои и чужие, ить, атpибуты. После получасового штуpма в осадок выпали осаждавшие: никто не вспомнил ничего такого, ЧЕГО HЕЛЬЗЯ БЫЛО БЫ ПРОПИТЬ, а только пpоесть!! Единственное, что пеpеодически всплывало в памяти, была наpодная пpисказка "Последний ху2 без соли доедаем", но по буквам явно не подходило. Помогите, доpогоие мои!! Hе все же из вас постяться, есть ведь и тpезвомыслящие люди! Еще pаз повтоpю опpеделение: Мужской "атpибут", котоpый нельзя пpопить, а только пpоесть. Пять (5) букв. Втоpая буква "H" - 90% Четвеpтая буква "Ш" -100% С уваженьем. Дата. Подпись. Отвечайте нам, а то, если вы не отзоветесь, мы напишем в Интеpнет!
Анджей Стасюк
Из сборника "Дукля"
ПРАЗДНИК ВЕСНЫ
Перевод М. Курганской
Когда лягушки выходят из-под земли и отправляются на поиски стоячих вод это знак, что зима уже обессилела. Белые языки лежат еще в темных расселинах, но дни их сочтены. Вода едва вмещается в русла ручьев, и даже сквозь стены дома слышен этот подвижный и монотонный шум. Из четырех стихий только у земли нет своего голоса.
Но речь о лягушках, а не о стихиях. Так вот, вылезают они из своих нор и держат путь к канавам и лужам, к неподвижной, более теплой воде. Их тела похожи на комья лоснящейся глины. Если день солнечный, луг оживает: десятки, сотни лягушек тянутся вверх по склону. Собственно, увидеть этого нельзя, потому что кожа их имеет оттенок, близкий к цвету бурой прошлогодней травы. Взгляд улавливает единственно свет и движение. Они еще полусонные и холодные, так что прыгают медленно, усилие от усилия отделяет долгий отдых. Если солнце светит под соответствующим углом, их шествие превращается в вереницу коротких вспышек. Они загораются и гаснут, словно блуждающие огоньки среди дня. Уже тогда они объединяются в пары. Температура лягушачьей крови, как известно, такая же, как у окружающего мира, и когда в ясное, но припорошенное инеем утро лягушки копошатся внутри пятен тени, не исключено, что по их жилам перемещается красный лед. Но и тогда уже они ищут друг дружку и прилипают одна к другой таким причудливым двухголовым и восьминогим образом, что Тося кричит: "Смотрите! Лягушка несет лягушку!"
Андрей Столяров
ДЫМ ОТЕЧЕСТВА
(цикл рассказов: "Дым Отечества", "Где-то в России", "Поколение победителей")
- Я все-таки не врубаюсь, - сказал Вовчик. - Тебя, мужик, как звать, Бокий? Ну вот, Баканя, я не понимаю, чего ты хочешь.
Сидящий перед ним человек повторил предложение.
- Значит, по порядку: вилла на Багамах, раз. - Вовчик выставил перед собой руку и загнул палец. - Это само собой. Без этого базара не будет. Тачку, какую хочешь, так? Ну, насчет тачки мы ещё потолкуем. И, скажем, сто тысяч долларов в ихнем банке?
Андрей Столяров
ГДЕ - ТО В РОССИИ
Котляковские совсем очумели. Они прижали девку прямо к столбу, который подпирал кровлю подземного перехода. Один из них закрутил ей ворот, так что между блузкой и джинсами показался голый живот, а второй в это время спокойно шарил у неё в сумочке. Вытащил кошелек, открыл его и продемонстрировал напарнику две купюры.
Девка, разумеется, была в шоке. Слабыми пальцами она пыталась разжать кулак, прижавший её к бетону, поднималась на цыпочки, оттого, вероятно, что ей защемило кожу на горле, и одновременно быстро-быстро, беспомощно оглядывалась по сторонам, видимо, надеясь, что кто-нибудь придет ей на помощь. Зря она, конечно, надеялась. Трудящиеся, спешащие этим путем с метро на трамвай, шарахались от них метра на три и прибавляли шаг. Придурков, чтобы из-за ничего лезть в драку, среди них не было. А когда она в конце концов набралась смелости и, отчаянно вытянув голову, пискнула, как полузадушенный воробей: Милиция!.. - то менток Чингачгук, сгоняющий неподалеку какого-то пришлого чувыря, обратился в их сторону, скривился, прищурился, всматриваясь, а затем отвернулся и неторопливо пошел к противоположному выходу. Очень ему было надо связываться с котляковскими.
Денис Сущенко
Совпадение
(мистический рассказ)
I
Hастал радостно-суетливый вечер пятницы 31-го декабря. Hарод спешил домой, забегал по пути в магазины за продуктами и новогодними подарками. Кто-то нес на плече живую елку, кто-то тащил в коробке искусственную; у кого-то в руках был торт, у кого-то - бутылка шампанского. Город подмигивал яркими разноцветными гирляндами, перекинутыми с фонаря на фонарь вдоль дорог, празднично улыбался окнами домов. Тихо падали крупные снежинки, носился веселый дух надежды на счастье и перемены. Через несколько часов наступит новый год, а с ним, может быть, и новая жизнь. Сорвут со стен старые календари, скомкают, порвут, выкинут в мусорное ведро: Все позади! Hачнем сначала! С Hовым Годом, с Hовым Счастьем!
Борис Светлов
Колечко
Быть девчонкой курдской национальности - самое пропащее дело! Hачиная с первого класса, меня все гнали и презирали. И не только потому, что я плохо училась - я была курдянкой! Мне нельзя было пожаловаться дома, ибо меня могли здорово побить за ябедничество. Меня били в классе и дома по любому поводу. И я терпела синяки моих одноклассников наравне с синяками матери...
Я была восьмой в нашей семье, а вообще нас было двенадцать. Четыре сестры вышли замуж и ушли жить к мужьям. Три старших брата женились и теперь жили со своими женами и детьми у нас. Летом мы с братьями и сестрами обычно ухаживали за бескрайними полями чеснока и перца, я, к тому же, еще присматривала за младшими детьмии, хотя мне было всего двенадцать лет. Осенью опять же чеснок, а к нему добавлялось низание табака. Этот последний оставлял в нашем просторном дворе терпкий запах, который не сходил до зимы...
Украсть можно все. Даже твою тень…
Для Чарли Холл не существует замка, который она не смогла бы взломать. Книги, которую не смогла бы украсть. А по части принятия дурных решений она и вовсе профи.
Полжизни Чарли провела, работая на сумеречников, магов, которые при помощи теней проникают в запертые комнаты, нападают на людей и даже совершают кое-что похуже. Сумеречники ревниво охраняют свои секреты, организовав целую подпольную сеть по торговле магическими артефактами. Но чтобы раздобыть невероятно ценную «Книгу Ночи», им нужна Чарли. Лучшая во всей Америке аферистка.
Чарли теперь живет новой жизнью. Однако не так просто порвать с темным миром незаконной магии. Уже не говоря о том, что ее сестра, Поузи, отчаянно пытается получить магическую силу, а ее парень Вине, по-видимому, не обладающий ни душой, ни тенью, что-то скрывает.
Когда Чарли сталкивается с человеком из своего прошлого, она понимает, что ее история в этом мире оживших теней, двойников, сумеречников и одиозных миллиардеров еще только начинается…
К.В.Керам
Первый американец. Загадка индейцев доколумбовой эпохи
О ЧЕМ РАССКАЗЫВАЕТ ЭТА КНИГА.
ВСТУПЛЕНИЕ
ПРЕЗИДЕНТ И НЕОБЫЧНЫЕ КУРГАНЫ.
КНИГА ПЕРВАЯ
1. КОЛУМБ, ВИКИНГИ И СКРЕЛИНГИ.
2. СЕМЬ ГОРОДОВ СИБОЛЫ.
3. ГИМН ЮГО-ЗАПАДУ - ОТ БАНДЕЛЬЕ ДО КИДДЕРА.
4. ВОЗВЫШЕНИЕ И УПАДОК ПУЭБЛО АЦТЕК.
5. МУМИИ, МУМИИ...
КНИГА ВТОРАЯ
6. ЧТО ПРЕДСТАВЛЯЕТ СОБОЙ АРХЕОЛОГИЯ И РАДИ ЧЕГО ЕЕ ИЗУЧАЮТ.
Кербер Л.Л.
А дело шло к войне
Аннотация: Как и где ковалось оружие победы - о жизни в тюрьме и работе там же наших выдающихся авиационных конструкторов - Мясищева, Петлякова, Туполева, и многих других....
С о д е р ж а н и е
Гражданин Туполев. Е. Вентцель
Часть 1. А дело шло к войне
Часть 2. Эпопея бомбардировщика Ту-4
Гражданин Туполев
Предлагаемые читателю очерки "А дело шло к войне" - примечательный образец ярко-публицистической и в то же время художественной прозы, Их автор известный авиационный конструктор, доктор технических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий Л. Л. Кербер в течение ряда лет делил трудную судьбу заключенного со знаменитым конструктором и ученым Андреем Николаевичем Туполевым. Написанные в конце 50-х годов, эти очерки до сих пор не могли быть опубликованы: слишком сильна была инерция "годов застоя", лицемерный принцип "не выносить сора из избы". Но избу не очистишь, не вынеся из нее сора. Теперь, в условиях гласности и демократизации, эти правдивые и беспристрастные свидетельства очевидца драматических событий в истории нашей науки и техники могут наконец выйти в свет. В них освещается одно из "белых пятен" нашей истории, а именно - существование и функционирование в годы культа личности особого рода тюрем - специальных конструкторских бюро, где ученые и конструкторы, репрессированные в качестве "врагов народа", работали над созданием новых, прогрессивных образцов техники. Такие тюрьмы с особым режимом на языке заключенных назывались "шарагами". В очерках Л. Л. Кербера ярко и впечатляюще обрисован быт одной из таких "шараг": подробности тюремной обстановки, методы охраны, изоляции, поощрений и наказаний спецзаключенных, их "прогулки" на крыше дома в клетке - "обезьяннике", их начальники - чины НКВД, ни аза ни понимавшие ни в науке, ни в технике, но все же числившиеся "руководителями" работ.
Фарман Керимзаде
ЭТЮД
Искал я красавицу, угли в очах,
Черные косы на белых плечах...
И не напрасно говорят, что красавицы достойны того, чтобы о них слагали легенды, придумывали сказки. Улицы города были выложены камнем. Как кукуруза зернами. И стены домов были из камня, походившего на плитки истлевшего кизяка. Дома были одноэтажные. Недавно выстроенный Дом отдыха напоминал облако, опустившееся на вершину горы. И здесь я искал красавицу с изогнутыми бровями.
Фарман Керимзаде
СВАДЕБНЫЙ БАРАШЕК
По бревну, перекинутому через ручей, шел баран с круто завитыми, спиралевидными рогами. Шерсть его была выкрашена хной, рога повязаны красной лентой. На шее в жирных складках был привязан медный колокольчик. И вышагивал он очень важно, с достоинством. Курдюк его тяжело покачивался, казалось, что баран сейчас свалится. Но он, словно цирковой пехлеван (богатырь - ред.), без особого труда нес эту тяжесть. Колокольчик зазвенел сильнее. Баран словно предупреждал встречных: "Любоваться мною вы можете, но не стойте на дороге. Я ведь все равно пробью ее себе. Я баран избалованный, но храбрый баран".