Словарь иноязычных слов и выражений

Р.КИПЛИНГ

Странный случай

Нынешним летом, после связанного с моим отъездом из Англии длительного перерыва, я снова присутствовал на обеде нашего дружеского кружка; в него входят, торговец гравюрами Вилльям Лемминг, один из владельцев фирмы пищевых продуктов Александр Мак-Найт, врач- хирург и акушер Роберт Кид, и поставщик табака и сигар Льюис Берджес. Как и всегда, мы собрались в небольшой усадьбе м-ра Лемминга, в Беркшайре, где он разводит свиней. В послеобеденный час, когда Мак-Найт излил свои жалобы на систематическое воровство в своих трех больших лавках, разговор зашел о раскрытии преступлений, об авторах детективных историй и, наконец, об убийствах. Кид, который благодаря своей профессии осведомлен в этой области больше , чем остальные, привел ряд примеров на эту тему. - Хотелось бы мне когда нибудь написать приличный детективный рассказ! сказал я. - Никогда у меня не идет дело дальше трупа. - Трупы - гниль! - поговорил Лемминг, размышляя вслух. - Любопытно, какой из меня выйдет труп? - Этого вы никогда не узнаете! - ответил любезно седой Берджес. Наступило минутное молчание. - Хотите, я сообщу вам вполне истинную канву для детективного рассказа? предложил мне Кид. - Но обещайте не умничать, если вы им воспользуетесь. - И ради Бога, не вводите меня в этот рассказ больше того, чем это будет необходимо - прибавил Лемминг. Я обещал и передаю эту историю в существенных чертах так же, как мне ее сообщили. Прошлой осенью, на рассвете сырого октябрьского дня свинопас Лемминга обнаружил труп одной деревенской девушки, по имени Эллен Марч, лежавший на краю глубокого оврага, там, где дорога из деревни сворачивает на Лондонское шоссе. Повидимому, у Эллен было много друзей, которым она назначала по вечерам свидания, и Тополь Чанннэта, как назывался этот перекресток из-за осеняющего его большого тополя, служил всем знакомым местом ее условленных встреч. Тело лежало лицом вниз на самом верху поднимающихся в гору пешеходной тропинки, которую деревенские ребятишки протоптали по оврагу, как раз на том месте, где эта тропинка огибала угол под Тополем Чаннэта и переходила в Лондонское шоссе. Свинопас разбудил деревенского констэбля, бывшего солдата по фамилии Николь, который нашел рядом с трупом садовую лопатку с узким лезвием и обмотанной бичевкой рукояткой. Не видно было никаких следов борьбы, так как всю ночь шел дождь. Затем свинопас отправился будить Кида, который проводил свой недельный отпуск у Лемминга. Кид решил не тревожить хозяина №/м-с Лемминг в это время была больна/, но вместе с полицейским вызвал ручную тележку, на которой и довезли тело до ближайшего трактира "Кубок виноградного вина". Здесь и положили труп в ожидании прибытия врача. - Он был в отъезде, - сказал Кид, - поэтому я произвел осмотр тела. Не могло быть и речи о нападении. Кто-то, по-своему сведующий в анатомии, свалил ее умелым ударом как раз в основание черепа. И это было все. Потом Николь предложил мне пройти с ним к дому Джимми Тайнера. - Кто такой был Джимми Тайнер? - спросил один из нас. - Последний ухаживатель Эллен, простодушный парень. Он был подручным местного лудильщика и жил со своей матерью в коттедже в конце улицы. Было семь часов утра. Кругом, конечно, ни души. Джимми пришлось разбудить. Он высунул в окошко голову. Николь, стоя между капустой в огороде, приветливо, как змей искуситель , спросил его, что он делал накануне вечером, так как , мол, кто-то поколотил Эллен. Эффект, который произвела на Джимми эта новость, был потрясающий. Он одновременно стал одеваться и говорить в окошко и сказал, что убьет каждого, кто тронет Эллен. Когда мы проходили по двору "Кубка виноградного вина", Николь открыл сарай и втолкнул туда Джимми, Лицо убитой было не прикрыто. - Ужасно? - содрогнулся Берджес. Да! Джимми тотчас пошатнулся. А Николь поддержал его и похлопал по спине :" "Вот это - правильно! Готов показать перед судом, что это сделал не ты"". Потом Джимми захотел узнать, какого черта его сюда впутали. Николь ответил: ""О, это только то, что французы называют очная ставка. Но ты-то ее выдержал"". Тогда Джимми оперся на Николя и мы его вытащили из сарая, дали ему выпить и отвели обратно к матери. Но на допросе он дал отчет в каждой минуте своего времени. Он оставил Эллен под Тополем Чаннэта, после чего на протяжении добрых четверти мили вдоль тропинки, оборачиваясь, через плечо высказывал ей, что он о ней думает. По счастью, двое-трое из деревенских девушек и парней слыхали его слова. Потом он пошел в "Кубок виноградного вина", напился и изливал всем и каждому свои жалобы на Эллен. Любопытно, что он был, повидимому, единственным порядочным парнем из всех ее кавалеров. - Потом, - перебил Лемминг, - репрортеры стали искать нить преступления? Они вели себя так, что вот-вот и нас тоже впутают в эту историю? Надо вам сказать, что эта негодная Эллен за несколько месяцев до того служила у нас прачкой? А моя жена... при ее болезненном состоянии... Но, слава Богу, это не вышло наружу при следствии... Наконец, пришли к заключению: "преступник или преступники - неизвестны". - А как насчет лопатки? - спросил Мак-Найт, сам замечательный садовник. - Разумеется, это была главная нить, объясняющая способ действия убийцы. Удар, судя по ручке, был нанесен сквозь ее прическу и с такой силой, чтобы достичь цели, не больше. Я сам бы не мог точнее оперировать. Полиция взяла лопатку, но она не навела ее на след, По общему мнению всей деревни, никто иэ знавших Эллен не замышлял против нее зла. Она была довольно популярной личностью? Конечно, деревня была немного разочарована, что Джимми выпутался; когда ему снова стало дурно на ее похоронах, это воскресило подозрения, Затем на севере слушалось дело об отравлении Гиша и репортерам пришлось удрать отсюда и заняться им. - Ну, а теперь, - продолжал Кид, - о моих небольших данных. Я приехал в тот субботний вечер, чтобы провести здесь у Вильямса воскресный отдых. И не успел добраться раньше ночи. После сильного дождя машина шла плохо. Когда же я свернул с Лондонского шоссе на дорогу под Тополем Чаниэта, мои фонари осветили мотоцикл, прислоненный к тому краю оврага, где нашли Эллен. Я увидел наверху оврага мужчину, нагнувшегося над женщиной. Конечно, как правило, в таких случаях не принято вмешиваться. Но мне пришло в голову, что с ними могло произойти крушение. А потому я крикнул: "" Что -нибудь неладно с вами? Не помочь ли вам?"" Мужчина сказал: ""Нет, спасибо. Все благополучно" или что -то в этом роде, и я поехал дальше. Но буквы лежащего мотоцикла случайно совпали с моими собственными инициалами, а его номер - с годом моего рождения. Сами понимаете, что я его запомнил. - Вы сообщили полиции? - строго спросил Мак-Найт. - Сейчас же! - ответил Кид. - На Сайденхэмском шоссе был сержант, которого я лечил от салоникской лихорадки. Я высказал ему свое опасение, не сшиб ли я ночью, по пути в Западный Викгэм, на одном из глухих поворотов на вершину холма, мотоцикл, и что мне хотелось бы узнать, не повредил ли я его. Немного найдется таких сведений, которые полиция не сможет сообщить насчет мотоциклистов. В двадцать четыре часа он собрал все нужные мне данные. Мотоцикл принадлежал некоему Генри Уоллину, человеку с независимыми средствами, живущему около Митчэма. - Но ведь Западный Викгэм находится в Беркшайре, и Митчэм тоже? - сказал Мак-Найт. - Занятная вещь! - продолжал Кид, не обращая внимания на это замечание. Большинство мужчин и почти все женщины совершают убийство в одиночку, но ни один человек не любит в одиночку охотиться за другим человеком. Полагаю, что это первобытный инстинкт. Вот почему я и втащил Вилли в это шерлок-холмсовское занятие. Ну, и возненавидели же вы его за это! - Я еще не успел оправиться от этих репортеров! - отозвался Лемминг. - Но я убедил Вилли, что нам следует навестить мистера Уоллина и принести ему в качестве раскаивающихся автомобилистов наши извинения. Мы поехали на моей двухместной машине в Митчэм. У Уоллина оказалась там маленькая, уединенная вилла. Встретившая нас старушка-экономка провела нас к Уоллину, который сажал луковицы в саду за домом. - Прекрасный небольшой сад для такой почвы! - вставил Лемминг, который считает себя еще лучшим садоводом, чем Мак-Найт, хотя и держит двумя садовниками меньше. - Это был крупный,, сильный,, темноволосый человек средних лет, с широко расставленными, как у быка, глазами. Некрасивый и, видимо, очень болезненный. Вилли и я извинились перед ним и он тотчас начал лгать. Сказал, что был в то время .№№/то есть, вы понимаете, в ночь убийста/ в Западном Виггэме и припоминает, как ему пришлось увернуться от какого-то автомобиля. Повидмому, он был недоволен, что мы так быстро отыскали его номер. Разве он не должен был радоваться этому, видя, что мы помогаем ему установить его алиби? - Вы хотите сказать, - внезапно сообразил Мак-Найт, - что он совершил убийство здесь в эту ночь, когда он, по его словам был в Западном Викгэме, который находится в Кентском округе? - Который находится в Кентском округе! Благодарю вас, так оно и есть! Мы продолжали беседовать об этом холме в Западном Вигэме, пока он не упомянул, , что был на войне, и это дало мне тему для разговоров. Затем он признался, что он страстный садовод и это ввело в разговор Вилли. Нам обоим бросилась в глаза его нервозность , которая странным образом не соответствовала его телосложению и голосу. Потом он предложил нам выпить рюмку вина в его кабинете. Тут-то и началась потеха. На стене висело четыре картины. - Гравюры, гравюры! - поправил с профессиональной точки зрения Лемминг. - Ну, это то же самое, не так ли , Вилли? Как бы то ни было, они вас очень взволновали. Сначала я подумал, что Вилли притворяется, но это оказалось подлинное волнение. - Гравюры тоже оказались подлинными! - сказал Лемминг. - Сэнди, помните вы тех четырех "апостолов", которых я продал вам на Рождество? - У меня сохранились квитанции, - сухо ответил тот. Кид продолжал: - Вилли завел обычную беседу покупателя и Уоллин, повидимому, охотно согласился расстаться с гравюрами. Мы условились приехать снова и заключить эту сделку. Вилли дал Уоллину свою визитную карточку, и мы распрощались с ним. Он провожал нас до выходной двери. Но не проехали мы и пару миль , как вдруг Вилли обнаружил, что дал Уоллину не свою деловую, а личную карточку, со своим частным номером в Беркшайре! Со времени убийства не прошло и десяти дней, и газеты все еще разнюхивали насчет этого происшествия. Кажется, я тогда же назвал вас дураком, Вилли? - Да, до сих пор не понимаю, как я мог так ошибиться. И карточки-то разных размеров! - сказал бедный Лемминг. - Нет, мы не имели успеха в роли охотников за людьми! - рассмеялся Кид. Но Вилли и мне пришлось, конечно, снова поехать, чтобы закончить эту покупку. Произошло это неделей позже. И на этот раз Уоллин, не будь дураком , удрал и не оставил адреса. Старушка сообщила нам, что ему приходится уезжать таким образом на целые недели. Мы растерялись, но надо отдать Вилли справедливость, он спас положение своим чертовским коммерческим инстинктом. Он сказал, что ему хочется еще раз взглянуть на гравюры. Старушка согласилась и повела нас в кабинет, сняла со стены гравюры и спросила, не хотим ли мы чаю. Вилли углубился в гравюры, соображая, сколько он сможет содрать за них с Сэнди; я осматривал комнату. В ней стоял наполовину открытый шкаф, наполненный инструментами и сверху на них лежала садовая лопатка. Такого же образца, как та, которую Николь нашел около головы Эллен. Я так и встрепенулся. Никогда еще я не изображал из себя Шерлок Холмса, вне моей собственной профессии. Потом старушка вернулась и я принялся за нее. Когда я был шестипенсовым врачом в Лэмбете, пловина моего большого успеха... - Можете это пропустить, - заметил Мак-Найт. - Меня интересует убийство. - Подождите до вашего следующего приступа подагры и тогдв вы мной заинтересуетесь, Сэнди. Так вот, она разговорилась и пожелала получить бесплатный совет. Я дал ей его. Тогда она стала рассказывать об Уоллине. Кажется, она была его нянькой. Как бы там ни было, она знала его всю жизнь, и рассказала, что он человек с большими достоинствами , но очень больной. На войне он был ранен, отравлен газами и перенес гангрену, после чего /о, она выболтала нам все это, сами того не замечая!/. У него помутился рассудок. Она выразилась так, "он зацелован феями". - Красиво сказано, очень красиво! - заметил Бреджнс. - То есть, будто его поцеловали феи? - спросил Мак-Найт. - Повидимому так, Сэнди. Никогда прежде не слыхал такого выражения. У нее был медленный, гипнотизирующий голос, словно вытекающие из молочника густые сливки.Все, что она говорила, совпадало с моими собственными предположениями. Уоллин пережил жизненный кризис и, принимая во внимание, что как раз в тот же период он перенес раны, газ и гангрену, почему бы его болезненное состояние не могло увенчаться чем-нибудь вроде безумия. Мне это понятно, а старушка была достаточно любезна, пересказывая мне это снова и заранее выдвигая доводы в его защиту. Удивительно умелый способ расследования. Родственники пациентов зачастую бывают таковы, особенно жены. - Да, но что насчет Уоллина? - спросил я. - Подождите минутку! Мы с Вилли уехали, обсудили насчет лопатки и всего прочего и оба согласились, что нам следует пустить в ход наши доказательства. Тут, однако, мы спотокнулись. Охота за человеком - грязное занятие. Поэтому мы пошли на компромисс. Я знал одного парня из сыскной полиции, который воображал, что у него блуждающая почка. Мы решили изложить ему все дело, чтобы он взял его дальше в свои руки. Однако ему пришлось уехать на север и он написал мне, что не сможнт увидется с нами раньше вторника на следующей неделе. Это было бы через три или четыре недели после убийства. Я снова приехал провести с Вилли конец недели, и в субботу вечером мы уединились с ним в его комнате, чтобы вывести окончательные заключения из его данных. Я пытался, насколько мог, подкрепить ими мою собственную теорию. Да, если хотите, я полагал, что моя машина спугнула это животное, прежде чем оно успело что-нибудь предпринять. И вдруг в кабинет влетела горничная Вилли, за ней Николь, а за ними Джимми Тайнер! - На счастье моя жена была в это время в городе! - сказал Лемминг. - Все орали одновременно. - И еще как! - сказал Кид. - Николь громче всех. Он был весь забрызган грязью и размахивал остатками своего шлема, а Джимми был прямо в истерике. Николь завопил: "Поглядите на меня! Поглядите на эту штуку! Все ясно! Посмотрите на меня! Я разгадал!"" И, действительно, он нашел разгадку! Когда они успокоились, выяснилось, что он гулял вместе с Джимми по дороге около Тополя Чаннэта. Услыхав за собою ломовую телегу, - вы знаете, какая это узкая дорога, - они поднялись на ту тропинку /я уже упоминал вам про нее/, которую протоптали деревенские ребятишки. Это была телега местного подрядчика Хайби с двумя балками для каких-то новых лавок на Лондонском шоссе. Они доставляли их поздно вечером в субботу, чтобы рабочие могли приняться за постройку в понедельник. По словам Николя, это было частное соглашение между мастером и служащими Хайби, так как их союз не позволяет ставить им больше двух балок в неделю и подрядчики при поставке ограничивались этим количеством. Так вот, эти балки как-то ухитрились взгромоздить на телегу для перевозки кирпичей, с откидным задком. Вместо того, чтобы наклоняться вперед, они торчали назад, как хвост фазана, высоко поднимаясь кверху, и перевешиваясь за край телеги. На концах они были связаны одним-двумя оборотами веревки. Вы понимаете? Пока нам было непонятно , и Кид пояснил: - Николь рассказывал, что он первым поднялся наверх оврага, Джимми последовала за ним. После нескольких шагов Николь почувствовал, как с него сбили шлем. Будь он на несколько футов выше на холме, его голова слетела бы с плеч. Телега заскользила на смоле Лондонского шоссе, свернув на него с левой стороны, - ее задок повернулся направо, и балки, описав вместе с ними поворот, едва не размозжили голову Николя. К тому времени, когда он снова перевел дух, телега уже въехала в левую канаву. Он тотчас остановил возчика. Тот сказал, что все телеги всегда в сырую погоду скользят под Тополем Чаннэта из-за кривизны дороги и им вечно приходится застревать в этом месте. Он стал проклинать дорожные власти и Николя за то, что тот попался ему по дороге. Тогда Джимми Тайнер понял, что это означает, и влез на телегу , закричав: "" Ты убил Эллен!"" Николь с трудом помешал ему задушить этого парня, но оттащил его не прежде, чем заставил возчика признаться, что он доставлял балки в ту ночь, когда была убита Эллен. Конечно , возчик ничего не заметил. Затем Николь явился к Леммингу и ко мне, чтобы все обсудить. Я дал Джимми брому и отослал его к матери. От него немного было пользы, кроме его свидетельского показания. Потом Николь снова пересказал нам все несколько раз, чтобы зафиксировать это в нашей памяти. На следующее утро он, я и Вилли посетили старика Хайби, прежде чем тот успел уйти в церковь. Мы заставили его продемонстрировать нам все, вытащить замешанную в этом происшествии телегу, наложить на нее тем же способом такой же грез и посадить того же возчика. Мы продержали телегу полвоскресения под дождем и благодаря скользкой почве она каждый раз, огибая этот угол,в, въезжала в канаву Лондонского шоссе. И каждый раз ее задок с балками описывал дугу вдоль края оврага, как человек, замахивющийся на мяч гольфа. И в этот момент каждому, кто находился бы на этой тропинке школьников, угрожала верная смерть. Мы раздобыли несколько реек и воткнули их вдоль тропинки, чтобы проверить наши предположения / Джимми Тайнер сообщил, что Эллен была ростом в пять футов и три дюйма/. И оказалось , что балки должны были ее задеть. Понятно вам, что произошло? Мы поняли. Задние колеса телеги каждый раз с некоторым сотрясением наваливались на край оврага, а балки дрожали и отклонялись на несколько дюймов в сторону, вроде дубин и клюшек для гольфа. Очевидно, этот небольшой, боковой размах пришелся по основанию черепа Эллен с достаточной силой, чтобы свалить ее замертво, как убиваемого в мозжечок быка. Не правда ли, дьявольский случай? И тогда Джимму Тайнеру пришло в голову, что если бы она сделала всего два шага дальше, она невредимо обогнула бы угол оврага. Потом он вспомнил, что она внезапно замолчала во время "размолвки", а он не вернулся обратно, посмотреть, что с ней такое? Каждый из нас высказался по поводу всего выслушанного нами, а потом Мак-Найт спросил, - Но... если так... почему же скрылся Уоллин? - Это следующий этап нашего повествовования, уважаемый сэр! Лемминг лишен инстинкта настоящего охотника за людьми. Он оробел. Мне пришлось напомнить ему насчет гравюр, прежде чем он собрался снова поехать к Уоллину. Мы с Вилли застали его дома. Я его не видел, пожалуй, около месяца и с трудом узнал его. Он весь потух - все лицо было в морщинах, а глаза словно успели заглянуть в ад. В наши времена приходилось встречать такой взгляд. Но, увидев нас, он необычайно ожил. И старушка тоже. Если бы он был собакой, то завилял бы хвостом от радости. Мы очень смутились, потому что это была не наша заслуга, что мы не засудили его на всю жизнь. Пока мы разговаривали о гравюрах, он неожиданно сказал: " "Я вас не обвиняю, я сам бы поверил этому на основании таких улик!"" Лед был сломан. Он рассказал, что почти наехал в ту ночь на тело Эллен, мертвое и коченеющее. Потом я вывернул из-за угла и окликнул его и это его перепугало. Он вскочил на свой мотоцикл и скрылся, позабыв лопатку. Кстати, он поднял эту лопатку в предыдущую ночь у старого демобилизационного лагеря около Банстед-Доунс. Роковая случайность, не правда ли? Когда Вилли и я впервые посетили его и стали плести нашу небылицу насчет Западного Викгэма, он заподозрил, что за ним следят, а путаница Вилли с визитными карточками окончательно уверила его в этом. Поэтому он скрылся. Спустился в свой подвал и ждал там , с револьвером в руке, готовый пустить себе пулю в лоб, когда придет приказ об его аресте. Какой ужас! Подумайте только! Подвал, свеча, кипа изданий по садоводству и заряженный револьвер! Ведь ни один суд в мире не поверил бы в его объяснения своих поступков. ""Взгляните на это с точки зрения прокуратуры", - сказал он. - Человек средних лет с медицинским свидетельством, которое пояснило бы всякую потерю самообладания, оказывается ночью, под проливным дождем, в шнстидесяти-семидесяти милях от своего дома, на вершине оврага. Он оставляет там, вместе с телом девушки, то самый вид оружия, который причинил ей смерть. Я прочел о лопатке в газетах. Разве вы не представляете себе, какой оборот приняло бы для меня это дело?" - сказал он. Я спросил его, что же он там делал? Уоллин ответил, что сажал растения. - Что вы ему сказали на это , Вилли? - Разумеется, спросил его, что это были за растения? - отозвался Лемминг и обратился К Мак-Найту. - Это были нарциссы и какой-то сорт жимолости. Мак-Найт с компетентным видом кивал головой, пока Лемминг распространялся в течение одной-двух минут о понятных только садоводу вещах. - Садоводство не моя область, - вмешался Кид, но вопросы Вилли оказали чудесное действие на мистера Уоллина. Он прекратил свой разговор о самоубийстве и перевел речь на садоводство. Оказалось, что после своей отставки, Уоллин покинул госпиталь с целым армейским корпусом, кричавшем ему в уши. И суть их приказаний сводилась к тому, чтобы он сажал всякие растения по всей местности. Понятно, сначала он терпел это, а потом вернулся в свой дом в Митчэм и повиновался этим приказаниям, и пока он выполнял их, голоса молчали. Если же он прекращал свою работу хотя бы на неделю, они снова поднимали адский вопль. Будучи методическим человеком, он купил мотоцикл и обшитую клеенкой корзину и ездил повсюду, рассаживая везде свои растения. Днем он высматривал подходящие места, а с наступлением темноты принимался за дело. В ту ночь он работал вокруг Тополя Чаннэта и наткнулся прямо на труп Эллен. Это открытие потрясло его. Но я снова направил его речь на собственные симптомы. - Все проклятие заключается в том, - сказал он, - что, будучи предоставленным самому себе, он не желает для себя ничего лучшего, чем эта работа по посадке. Эти голоса со своими приказаниями выматывают из него душу. Уоллин признался нам, что если бы ему пришлось предстать перед судом, ему наверняка пришлось бы рассказать все насчет своих голосов, своего ночного садоводства, и его послали бы в сумасшедший дом. Вот чего он боялся больше виселицы! Я продолжал выспрашивать его насчет его голосов, иногда они бывали похожи на голос его сиделки в госпитале, но звучали громче и перемешивались с ужасными наркотическими видениями. Вилли, слушавший все время Уоллина с таким значительным выражением лица, какое мне еще никогда не случалось видеть у него вне стен его лавки, сказал, "Теперь, мистер Уоллин, я приведу вам на память то, что читала или рассказывала вам ваша сиделка и что потом повторяли ваши голоса". И начал плести ему длинную детскую сказку насчет каких-то ребятишек, которые сажали цветы на чужих лугах на радость тем людям, у которых нет садов? Послушали бы вы только Вилли! Он может стать красноречивым даже там, где не пахнет деньгами. А Уоллин облегченно подтверждал, что это и были именно те самые слова и вставлял свои собственные воспоминания. С него градом катился пот, и он словно сбросил со своих плеч десяток лет. Старушка -экономка поднялась, чтобы принести нам ужин. Но когда Вилли начал свою сказку, она остановилась и выслушала ее всю до конца. Потом Уоллин поднял руку, словно прислушиваясь к своим проклятым голосам. Отстранил их рукой, опустил на стол голову и зарыдал . Боже мой, как он рыдал! Уоллин не хотел отпускать нас и цеплялся за нас, как ребенок. Итак, после ужина мы подробно проанализировали всю его историю. Сильные боли и наркотики сделали то, что это детская сказка застряла в одном из уголков его мозга, пока она ни превратилась в навязчивую идею, перемешанную со звуками бомбардировки и ночными кошмарами? Как только мы разъяснили ему все, она улетучилась, как эфир, не оставив никакого следа. Я отослал его в постель. Старушка проводила нас до двери и смотрела на нас , как на двух чародеев , которые, по ее словам, сняли с ее питомца злые чары. - Так оно и было! - заметил Берджес. - Чем же он потом занялся? - Купил прицепную коляску к своему мотоциклу, чтобы брать с собой побольше растений, и разъезжает по всему округу и сажает счастливый , как... Чего бы я только не дал , чтобы обладать хотя бы крупицей его счастья.! Но, заметьте себе, он тотчас бы покончил с собою , если бы Вилли и я вызвали его арест. Нет, мы совсем не первоклассные Шерлоки Холмсы.

Редьярд Киплинг

Томплинсон

И стало так! - усоп Томплинсон в постели на Беркли-сквер, И за волосы схватил его посланник надмирных сфер. Схватил его за волосы Дух черт-те куда повлек, И Млечный Путь гудел по пути, как вздутый дождем поток. И Млечный Путь отгудел вдали - умолкла звездная марь, И вот у Врат очутились они, где сторожем Петр-ключарь. "Предстань, предстань и нам, Томплинсон, четко и ясно ответь, Какое добро успел совершить, пока не пришлось помереть; Какое добро успел совершить в юдоли скорби и зла!" И встала вмиг Томплинсона душа, что кость под дождем, бела. "Оставлен мною друг на земле - наставник и духовник, Сюда явись он, - сказал Томплинсон, - изложит все напрямик". "Отметим: ближний тебя возлюбил, - но это мелкий пример! Ведь ты же брат у Небесных Врат, а это не Беркли-сквер; Хоть будет поднят с постели твой друг, хоть скажет он за тебя, У нас - не двое за одного, а каждый сам за себя". Горе и долу зрел Томплинсон и не узрел не черта Нагие звезды глумились над ним, а в нем была пустота. А ветер, дующий меж миров, взвизгнул, как нож в ребре, И стал отчет давать Томплинсон в содеянном им добре: "Про это - я читал, - он сказал, - это - слыхал стороной, Про это думал, что думал другой о русской персоне одной". Безгрешные души толклись позади, как голуби у летка, А Петр-ключарь ключами бренчал, и злость брала старика. " Думал ,читал слыхал, - он сказал, - это все про других! Во имя бывшей плоти своей реки о путях своих!" Вспять и встречь взглянул Томплинсон и не узрел ни черта; Был мрак сплошной за его спиной, а впереди - Врата. "Это я знал, это - считал, про это где-то слыхал, Что кто-то читал, что кто-то писал про шведа, который пахал". "Знал, считал, слыхал, - ну и ну! - сразу лезть во Врата! К чему небесам внимать словесам - меж звезд и так теснота! За добродетели духовника, ближнего или родни Не обретет господних щедрот пленник земной суетни. Отыди, отыди ко Князю Лжи, твой жребий не завершен! И... да будет вера твоей Беркли-сквер с тобой там, Томплинсон!" Волок его за волосы Дух, стремительно падая вниз, И возле Пекла поверглись они, Созвездья Строптивости близ, Где звезды красны от гордыни и зла, или белы от невзгод, Или черным черны от греха, какой и пламя неймет. И длят они путь свой или не длят - на них проклятье пустынь; Их не одна не помянет душа - гори они или стынь. А ветер, дующий меж миров, так выстудил душу его, Что адских племен искал Томплинсон, как очага своего. Но у решетки Адовых Врат, где гиблых душ не сочтешь, Дьявол пресек Томплинсону прыть, мол не ломись - не пройдешь! "Низко ж ты ценишь мой уголек, - сказал Поверженный Князь, Ежели в ад вознамерились влезть, меня о том не спросясь! Я слишком с Адовой плотью в родстве, мной небрегать не резон, Я с Богом скандалю из-за него со дня, как создан был он. Садись, садись на изгарь и мне четко и ясно ответь, Какое зло успел совершить, пока не пришлось помереть." И Томплинсон поглядел горе и увидел в Адской Дыре Чрево красновато красной звезды, казнимой в жутком пылу. "В былые дни на земле, - он сказал, - меня обольстила одна, И, если ты ее призовешь, на все ответит она." "Учтем: не глуп по части прелюб, - но это мелкий пример! Ведь ты же, брат, у адовых Врат, а это не Беркли-сквер; Хоть свистнем с постели твою любовь - она не придет небось! За грех, совершенный двоими вдвоем, каждый ответит поврозь!" А ветер, дующий меж миров, как нож его потрошил, И Томплинсон рассказывать стал о том, как в жизни грешил: "Однажды! Я взял и смерть осмеял, дважды - любовный искус, Трижды я Господа Бога хулил, чтоб знали, каков я не трус." Дьявол печеную душу извлек, поплевал и оставил стыть: "Пустая тщета на блаженного шута топливо переводить! Ни в пошлых шутках не вижу цены, ни в глупом фиглярстве твоем, И не зачем мне джентльменов будить, спящих у топки втроем!" Участия Томплинсон не нашел, встречь воззрившись и вспять. От Адовых Врат ползла пустота опять в него и опять. "Я же слыхал, - сказал Томплинсон. - Про это ж была молва! Я же в бельгийской книжке читал французского лорда слова!" "Слыхал, читал, узнавал, - ну и ну! - мастер ты бредни молоть! Сам ты гордыне своей угождал? Тешил греховную плоть?" И Томплинсон решетку затряс, воля: "Пусти меня в Ад! С женою ближнего своего я был плотски был близковат!" Дьявол слегка улыбнулся и сгреб угли на новый фасон: "И это ты вычитал, а, Томплинсон?" - "И это!" - сказал Томплинсон. Нечистый дунул на ногти, и вмиг отряд бесенят возник, И он им сказал: "К нам тут нахал мужеска пола проник! Просеять его меж звездных сит! Просеять малейший порок! Адамов род к упадку идет, коль вверил такому порок!" Эмпузина рать, не смея взирать в огонь из-за голизны И плачась, что грех им не дал утех, по младости, мол не грешны! По углям помчалась за сирой душой, копаясь в ней без конца; Так дети шарят в вороньем гнезде или в ларце отца. И вот, ключки назад протащив, как дети, натешившись впрок, Они доложили: "В нем нету Души, какою снабдил его Бог! Мы выбили бред брошюр и газет, и книг, и вздорный сквозняк, И уйму краденых душ, но его души не найдем никак! Мы катали его, мы мотали его, мы пытали его огнем, И, если как надо был сделан досмотр, душа не находится в нем!" Нечистый голову свесил на грудь и басовито изрек: "Я слишком с Адамовой плотью в родстве, чтоб этого гнать за порог. Здесь адская пасть, и ниже не пасть, но если б таких я пускал, Мне б рассмеялся за это в лицо кичливый мой персонал; Мол стало не пекло у нас, а бордель, мол, я не хозяин, а мот! Ну, стану ль своих джентльменов я злить, ежили гость - идиот?" И дьявол на душу в клочках поглядел, ползущую в самый пыл, И вспомнил о Милосердье святом, хоть фирмы честь не забыл. "И уголь получишь ты от меня, и сковородку найдешь, Коль душекрадцем ты выдумал стать", - и сказал Томплинсон: "А кто ж?" Враг Человеческий сплюнул слегка - забот его в сердце несть: "У всякой блохи поболе грехи, но что-то, видать в тебе есть! И я бы тебя бы за это впустил, будь я хозяин один, Но свой закон Гордыне сменен, и я ей не господин. Мне лучше не лезть, где Мудрость и Честь, согласно проклятью сидят! Тебя ж вдвоем замучат сейчас Блудница сия и Прелат. Не дух ты, не гном. Ты, не книга, не зверь, вещал преисподней Князь, Я слишком с Адамовой плотью в родстве, шутить мне с тобою не след. Ступай хоть какой заработай грешок! Ты - человек или нет! Спеши! В катафалк вороных запрягли. Вот-вот они с места возьмут. Ты - скверне открыт, пока не закрыт. Чего же ты мешкаешь тут? Даны зеницы тебе и уста, изволь же их отверзать! Неси мой глагол Человечьим Сынам, пока не усопнешь опять: За грех, совершенный двоими вдвоем, поврозь подобьют итог! И... Да поможет тебе, Томплинсон, твой книжный заемный бог!"

Редьярд КИПЛИНГ

Умный Апис

Написанный в начале 20-х годов, этот рассказ известного английского писателя Р. Киплинга впервые на русском языке был опубликован в 1928 году в журнале "Всемирный следопыт".

В Южной Франции, в департаменте Устье Роны, к западу от города Салон-де-Прованс тянется прямое и ровное шоссе, получившее заслуженную известность среди автомобилистов как идеальная дорога для установления рекордов. Я неоднократно пытался промчаться по этому шоссе, однако каждый раз либо дул мистраль, либо навстречу двигалось бесконечное стадо. Но однажды после яркого почти египетского заката настал вечер, которым было бы преступно не воспользоваться. Чувствовалось дыхание приближающегося лета. Лунный свет заливал широкую равнину; резко вырисовывались на земле тени остроконечных кипарисов. Мой шофер, произведя предварительную разведку, доложил, что шоссе в безупречном состоянии и свободно до самого Арля.

Редьярд Киплинг

В НАВОДНЕНИЕ

Молвит Твид, звеня струей:

"Тилл, не схожи мы с тобой.

Ты так медленно течешь..."

Отвечает Тилл: "И что ж?

Но зато, где одного

Топишь ты в волнах своих,

Я топлю двоих"

Нет, не переправиться нам этой ночью через реку, сахиб. Слыхал я, что сегодня уже снесло одну воловью упряжку, а экка, которую отправили за полчаса до того, как ты пришел, еще не приплыла к тому берегу. А что, разве сахиб спешит? Я велю сейчас привести нашего слона и загнать его в реку, тогда сахиб сам убедится. Эй, ты там, махаут, ну-ка выходи из-под навеса, выводи Рама Першада, и если он не побоится потока, тогда добро. Слон никогда не обманет, сахиб, а Рама Першада разлучили с его другом Кала-Нагом, так что ему самому хочется на тот берег. Хорошо! Очень хорошо! Ты мой царь! Иди, махаутджи, дойди до середины реки и послушай, что она говорит. Очень хорошо, Рам Першад! Ты, жемчужина среди слонов, заходи же в реку! Да ударь его по голове, дурак! Для чего у тебя бодило в руках, а? Чтобы ты им свою жирную спину чесал, ублюдок? Бей! Бей его! Ну что для тебя валуны, Рам Першад, мой Рустам, о ты, моя гора мощи! Иди! Иди же! Ступай в воду!