Синие звезды

Широко известная повесть о пионерах довоенных лет написана просто, увлекательно. Обыкновенные мальчишки и девчонки взяли на себя заботу о тех, чьи отцы, братья ушли на фронт. Движение, впоследствии названное тимуровским, началось со страниц повести А.Гайдара.

Аркадий Гайдар

Совесть

Маленький рассказ

Нина Карнаухова не приготовила урока по алгебре и решила не идти в школу.

Но, чтобы знакомые случайно не увидели, как она во время рабочего дня болтается с книгами по городу, Нина украдкой прошла в рощу.

Положив пакет с завтраком и связку книг под куст, она побежала догонять красивую бабочку и наткнулась на малыша, который смотрел на нее добрыми, доверчивыми глазами.

Аркадий Гайдар – удивительный писатель! Он писал абсолютно идеологически выверенные произведения, оставаясь при этом правдивым романтиком. Он воспевал красоту военных подвигов и революционных порывов, но при этом нет более уютных рассказов, чем «Чук и Гек» и «Голубая чашка». В книгу «Чук и Гек. Рассказы» как раз и вошли эти два замечательных и по-своему уникальных рассказа – один про зиму, другой – про лето. Про прекрасный добрый мир, в котором жили советские дети. Для младшего школьного возраста.

В книгу включены повести «На графских развалинах», «Дальние страны», «Военная тайна», «Комендант снежной крепости», рассказы «Р. В. С», «Четвёртый блиндаж», «Чук и Гек». В этих замечательных произведениях отображены становление и мужание характеров юных патриотов Родины, романтика их смелых поступков и будничных дел.

В книгу вошли лучшие произведения Аркадия Гайдара (1904-1941) для детей: «Голубая чашка», «Четвертый блиндаж», «Чук и Гек» и «Тимур и его команда».

Маленькая лирическая повесть известного советского детского писателя А. Гайдара посвящена одному дню из жизни героини — девочки Светланы, который запомнится ей на всю жизнь.

Для детей младшего школьного возраста.

О своей повести «Судьба барабанщика» А. П. Гайдар писал так: «Эта книга не о войне, но о делах суровых и опасных – не меньше, чем сама война».

Для среднего школьного возраста.

При отступлении испуганные лошади опрокинули в придорожную канаву разбитый ящик с патронами. В спешке никто их не подобрал. И только через неделю, срезая для козы траву, наткнулся на них Гришка. Он вытряхнул козий корм. Навалил в сумку много патронных пачек, принес домой и похвалился:

— Вот, мама! Нашел! Блестящие, новенькие. Я сейчас побегу, принесу еще кучу.

Но мать быстро закрыла огонь в печке и на Гришку закричала:

— Умный ты, Гришка, или полоумный? Тащи сейчас же этот страх и утопи в пруду или в речке. Быстро, или я деда позову!

Она очень мало знала его. И было трудно понять, успела ли она его полюбить. Услышав о том, что он едет на войну, она захлопала в ладоши и сказала:

— Киса… Баба…

Он не ждал объяснений и длинных фраз и не стал упрекать ее в легкомыслии. У него не было времени.

В сорок, первом ей исполнилось два года. А ему было уже двадцать шесть.

…В золотой осенний день сорок пятого года Зоя появилась во дворе. Она была так взволнована, что не стала даже прыгать через веревочку, а прошла прямо в садик, где обычно собиралась вся компания.

В книгу вошли рассказы 1976–1978 годов и пьеса для чтения «Некоторым образом драма».

Еще до войны начали они высматривать войну: окна Москвы. По прозрачной поверхности их легли бумажные кресты и зигзаги. Мы рядили стекло, работая ножницами и клеем, в ажурное белое платье. После на смену белым полоскам пришли синие и фиолетовые. Окна неохотно отвыкали от своей природной наготы. Да и нам, подневольным закройщикам, они казались стеснительной, мешающей и солнцу и глазу одеждой с чужого, лондонского плеча.

А там и самая война с чужих плеч на наши. Под плетение бумажных полосок — плотная синяя подкладка штор. Вместе с надвигающимися сумерками разворачивающиеся рулоны маскировки.

Всю первую половину июля дни были теплыми, солнечными, а по ночам шли дожди — с грозами, с гулкими раскатами грома. Хлеба отцветали, наливались, колосья тяжелели, клонились к земле. Приближалась вершина лета, начало страдных работ.

В эти дни Уфимцев не слезал с мотоцикла, носился по полям и перелескам, случалось, ночевал в травяных балаганах у сенокосчиков, а то проскакивал в глубь Коневских лесов, где на вольных пастбищах пасли скот.

День ото дня подымалась рожь, закрывая собой полнеба, колыхались под ветром поля пшеницы, голубели овсы. Иногда Уфимцев забирался в середину поля, брал прохладные колосья в пригоршни. Или садился под кустом калины у широкого моря гречихи, слушал бой перепелов.

Вот и взята первая высота, имя которой — Саратовский индустриальный техникум. Быть может, это чересчур пышно сказано: высота. Техникум дает всего лишь среднее образование, впрочем, профессию тоже. Ну, скажем, не высота, а ступень. Что же дальше? Можно пойти работать, можно продолжать учебу, теперь уже в институте. Большинство товарищей точно знали свой путь: кто уезжал на Магнитку, кто в Донбасс, кто на Дальний Восток, а иные присмотрели себе место на заводах, где проходили производственную практику: на московском имени Войкова или ленинградском «Вулкане».

Библиотека пионера, том V

Из послесловия:

В повести и рассказах В. Шурыгина показывается романтика военной службы в наши дни, раскрываются характеры людей, всегда готовых на подвиг во имя Родины. Главные герои произведений — молодые воины. Об их многогранной жизни, где нежность соседствует с суровостью, повседневность — с героикой, и рассказывает эта книга.

Обуви у Алеши так же, как и у многих его сверстников, не было, но как усидишь, когда в окно заглядывает весеннее солнце, а веселая ватага товарищей уже пускает по ручьям наспех сделанные «кораблики», устраивает водяные мельницы. Босоногая команда с криком и гиканьем бегала по улице, перепрыгивая с доски на доску. Увлеченный игрой, Алеша не заметил торчавшего в бревне гвоздя и со всего разбега напоролся на него. Прикусив от боли губу, он отдернул ногу и прямо по воде, по снегу и грязи, оставляя кровавый след, побежал домой. В избу он не зашел, а залез под крыльцо, забился там в угол, крепко зажал рукой рану и так просидел до самого вечера. Только когда стемнело, он осторожно пробрался в избу, лег на печь и, не ужиная, уснул.