Осенний полёт

Я обнаружил эти тетради совсем случайно. Пришлось по совместительству заняться ремонтом школьной крыши, и вот, лавируя среди стропил чердачного пространства, я заметил цилиндрический предмет, пнул его ногой, и он рассыпался, оказавшись свернутой в рулон стопкой тетрадей.

Что-то заставило меня нагнуться, я поднял тетради, думая, что это обычные школьные работы. С тусклом чердачном свете я с брезгливой осторожностью стал листать первую тетрадь, и понял, что обнаружил чьи-то дневники, я полистал другую тетрадь, здесь был другой почерк, но записи были, похоже, как-то взаимосвязаны.

Олег Болтогаев

Хома

К нам в гости приехала бабушка. Она привезла своим внукам всякие подарки. Дети этому очень обрадовались и весь вечер общались с бабушкой, разговаривая о всяком.

Затем младшая внучка Настенька уединилась с бабушкой, и они стали шептаться о чём-то важном. Я совсем не придал этому внимания.

Мало ли, о чем могут разговаривать близкие родственницы.

На следующий день они вновь долго шушукались.

Олег Болтогаев

Динка

Кто-то требовательно постучал в окно и я проснулся.

Было ранее утро. "Кто бы это мог быть?" - недовольно подумал я и отодвинул занавеску. За окном, на подоконнике стояла наша кошка Динка. "Сейчас", - пробурчал я и открыл форточку. Хотелось спать и я плюхнулся в кровать, не дожидаясь, когда наша ночная гулена пролезет в комнату.

Но заснуть мне не пришлось.

Динка тревожно и жалобно замяукала прямо над моей головой.

С одной стороны вроде бы все было понятно, с другой — хотелось знать больше.

Сашка задумался. Кого спросить, с кем посоветоваться, что почитать?

Он вдруг почувствовал, как поверхностны и неглубоки его знания.

«Учиться, учиться и еще раз учиться!» Для кого сказано?

Ему стало немного стыдно. Доучился до девятого класса и все еще мальчик. Ладно — мальчик, но ведь он не знал главного — как? То есть, знал, но не настолько, чтобы не бояться оконфузиться при прохождении практики.

Я умирал от любви.

Как случилось, что я в неё влюбился?

Хорошо это помню, только объяснить всё равно не сумею.

Да и что объяснять-то?

Тогда я, восьмиклассник, был увлечён встречами со своей одноклассницей. Наши свидания были довольно регулярными и сильно напоминали какую-то восточную песню. В том смысле, что каждый вечер всё происходило на удивление одинаково. После кино, где мы сидели в совершенно разных местах зала: она со своими подружками, а я среди своих корешей, так вот, после кино, каким-то звериным чутьём я определял куда и с кем она пошла, и догонял их, стайку громко разговаривающих девчонок, и молча шёл сзади, безошибочно выделяя в темноте её, мою Джульетту, она же, словно чувствуя мой страстный взгляд, начинала говорить и смеяться громче других. Ирка знала, что я иду следом.

Великий маринист Иван Айвазовский подарил миру эпическое полотно под названием "От штиля к урагану". Идея предельно проста — слева штиль, справа жуткий ураган. Зритель, скользя по картине взглядом слева направо, (ширина картины — ого-го) может проследить все стадии превращения хорошей погоды в плохую. И обратно.

Как жаль, что никто из других классиков не создал что-нибудь аналогичное под заголовком "От Эроса к Порносу". Сколько вопросов отпало бы тогда.

Мы приехали на летнюю практику.

Мы — это орава студентов второго и четвертого курса.

Нас — много. Человек сто двадцать, не меньше.

Ехали мы долго. До Ростова электричкой.

Потом — теплоходом, вверх по Дону. Ночью.

Донская станица со смешным названием Семикаракоры.

Не спутать бы с садами Семирамиды.

Мы приехали под утро. Было еще совсем темно. Несмотря на то, что на теплоходе спиртное не продавали, а наши поводыри-аспиранты следили за нами во все глаза, Коваленок все равно где-то сильно укушался.

Пролистав свои школьные тетради, Серёжа с удивлением обнаружил, что, с тех пор, как он стал заниматься онанизмом, его почерк сильно изменился.

Он, его почерк, стал корявым и неровным.

Собственно, к такому графологическому анализу Серёжу подтолкнула учительница литературы, которая чуть ли не изо дня в день стенала, что у Чекунова что-то случилось с почерком.

Что он пишет ужасно, как курица лапой.

В конце концов, она заявила, что отказывается читать его сочинения.

Борис Викторович Шергин

Болезнь

Опять было на Груманте.

Одного дружинника, как раз в деловые часы, начала хватать болезнь: скука, немогута, смертная тоска. Дружинник говорит сам себе:

"Меня хочет одолеть цинга. Я ей не поддамся. У нас дружина малолюдна. Моя работа грузом упадет на товарищей. Встану да поработаю, пока жив".

Через силу он сползал с нар и начинал работать, И чудное дело - лихая слабость начала отходить от него, когда он трудился.

Борис Викторович Шергин

Долг

Молодой промысловец занял у Маркела денег на перехватку. Отдавать явился, а Маркел в море ушел. Так и побежало время: то Маркела на берегу нет, то у должника денег нет.

Оба встретились на Новой Земле. Хотя в разных избах, да в одном становище зимовали две артели. Маркел говорит:

- Что уж, парень, ни разу меня не окликнул? Парень снял шапку:

- Не смею и глядеть на тебя, осударь. Должен тебе.

Борис Викторович Шергин

Круговая помощь

На веках в Мурманское становище, близ Танькиной Губы, укрылось датское судно, битое непогодой. Русские поморы кряду принялись шить и ладить судно. Переправку и шитье сделали прочно и, за светлостью ночей, скоро. Датский шкипер спрашивает старосту, какова цена работе. Староста удивился:

- Какая цена! Разве ты, господин шкипер, купил что? Или рядился с кем? Шкипер говорит:

- Никакой ряды не было. Едва мое бедное судно показалось в виду берега, русские поморы кинулись ко мне на карбасах с канатами, с баграми. Затем началась усердная починка моего судна.

Борис Викторович Шергин

Маркел Ушаков и Василии Кекин

Любомудрые годы неутомленной старости своей Маркел провожал в Койде.

В это время молодой судостроитель в городе, Василий Кекин, добивался на учительный разряд.

Городовые мастера сказали:

- Домогаешься высокой степени. Но похвалит ли Маркел Иванович на Койде? Спросишь его. Мы ему писали о тебе.

Кекин в Койду прибыл. Старый мастер его встретил с усмешкой.

Борис Викторович Шергин

Мастер Молчан

На Соловецкой верфи юный Маркел Ушаков был под началом у мастера Молчана.

Первое время Маркел не знал, как присвоитьея к этому учителю, как его понять. Старик все делает сам. По всякую снасть идет сам. Не скажет: принеси, подай, убери.

Маркел старался уловить взгляд мастера - по взгляду человека узнают Но у старика брови, как медведи, бородища из-под глаз растет-поди улови взгляд. Маркел был живой парень, пробовал шутить. Молчан только в бороду фукнет, усы распушит.

Борис Викторович Шергин

Новая Земля

Веку мне - "сто лет в субботу". Песнями да баснями, гудками да волынками, присказками-сказками, радостью-весельем от старости отманиваюсь и людей от смерти-тоски отымаю.

Архангельская страна, Двинская земля богатеет от моря. Угрюмо Студеное море - седой океан. И поморы, идучи на Дальние промысла, брали с собой на корабль песню и сказку.

Таковым-то побытом в молодые, давние годы подрядился я в двинскую артель, идти на Новую Землю, бить зверя и сказывать сказку в мрачные дни.

Борис Викторович Шергин

Павлик Ряб

При Ивановой дружине Порядника был молодой робенок Павлик Ряб.

Он без слова кормщика воды не испивал. Если кормщик позабудет сказать с утра, что разговаривай с людьми, то Павлик и молчит весь день.

Однажды зимним делом посылает Рядник Павлика с Ширши в Кег-остров. В тороки к седлу положил хлебы житные.

Павлик воротился к ночи. Рядник стал расседлывать коня и видит: житники не тронуты. Он говорит:

Борис Викторович Шергин

По уставу

Лодья шла вдоль Новой Земли. Для осеннего времени торопилась в русскую сторону. От напрасного ветра зашли на отстой в пустую губицу. Любопытный детинка пошел в берег. Усмотрел, далеко или близко, избушку. Толкнул дверь - у порога нагое тело. Давно кого-то не стало. А уж слышно, что с лодьи трубят в рог. Значит, припала поветерь, детине надо спешить. Он сдернул с себя все, до последней рубахи, обрядил безвестного товарища, положил на лавку, накрыл лицо платочком, доброчестно простился и, сам нагой до последней нитки, в одних бахилах, побежал к лодье.