Нереальный прогон

Рискну начать с банального, напомнив о том, что у каждого американского мегаполиса есть свои даун-таун и Бродвей, у каждого советского населенного пункта есть улица, удостоенная имени Ленина, у каждой российской перди есть Шанхай и «Кричи не кричи», у каждого английского сити есть городок-сателлит. У Манчестера, к примеру, есть Болтон, а у Санкт-Петербурга — Купчино. Но только в том-то все и дело, что буквально каждый манчестерец (да простят меня манкунианцы) не раз и не два побывал в Болтоне и не прочь оказаться там снова, но далеко не каждый петербуржец готов проделать то же самое в отношении Купчино.

 Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..

Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни. Кто ни разу не был в клубе, никогда не поймет, что это такое, а тому, кто был, – нет смысла объяснять.

 Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..

Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни. Кто ни разу не был в клубе, никогда не поймет, что это такое, а тому, кто был, – нет смысла объяснять.

 Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..

Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни. Кто ни разу не был в клубе, никогда не поймет, что это такое, а тому, кто был, – нет смысла объяснять.

 Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..

Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни. Кто ни разу не был в клубе, никогда не поймет, что это такое, а тому, кто был, – нет смысла объяснять.

 Согласитесь, до чего же интересно проснуться днем и вспомнить все творившееся ночью... Что чувствует женатый человек, обнаружив в кармане брюк женские трусики? Почему утром ты навсегда отказываешься от того, кто еще ночью казался тебе ангелом? И что же нужно сделать, чтобы дверь клубного туалета в Петербурге привела прямиком в Сан-Франциско?..

Клубы: пафосные столичные, тихие провинциальные, полулегальные подвальные, закрытые для посторонних, открытые для всех, хаус– и рок-... Все их объединяет особая атмосфера – ночной тусовочной жизни. Кто ни разу не был в клубе, никогда не поймет, что это такое, а тому, кто был, – нет смысла объяснять.

Профессор Михаэль вышел из своей однокомнатной квартиры и направился в сторону моста. Ноты. Во всем есть ноты, это замечаешь особенно когда они сливаются. Бог направил свой взгляд на обыкновенную дорогу. Музыка. Семь. Семь нот, не больше и не меньше. Камилия достала платочек из маленького кармашка своей шубки и вытерла мокрое от пота лицо. Ей казалось, что все это уже когда-то происходило. Маленький кролик, махая пушистыми ушками перебежал дорогу, ловко проскользнув под острыми колесами трамвая. Число. Магическое число, создающее прекрасную музыку частотных пертубераций. Михаэль обернулся. Балтимор посмотрел на часы. По его расчетам оставалось всего пару часов до развязки. Внезапно он обернулся — ему причудилось как кто-то шепчет его имя. Шепот был очень настойчив, по-своему навязчив. "И голос твой. Твой голос это радость". Михаэль неприятно поежился и одел зимнюю лыжную шапочку на голову. "Я мертв. Я убил мир". Бог улыбнулся. Все это уже происходило раньше. Дьявол разинул свою белесую пасть и запустил в нее огромный бутерброд с ветчиной и салатом. Со всех сторон бесконечные процессии скучных прохожих с радостными резиновыми лицами облепили профессора, подняв его на мгновение в воздух, весело размахивая бенгальскими огнями и обсыпая снежные тротуары разноцветным конфетти. Балтимор свернул в угловую улицу и сел на тротуар. Злые бомжи щипали его лодыжки, но он полностью ушел в себя, не чувствуя внешнего раздражителя. Камилия свернула с главной улицы и наткнулась на компанию празднующих детей. Она мельком взглянула на часы одного из них. Час сорок пять. Осталось подождать совсем немного. Камилия взяла фейерверк, позабытый кем-то на улице и подожгла шнур. Хлопушка вспыхнула и на короткое мгновение наполнила грязную уличку целебным цветом. Дьявол ждал рядом с колокольней. По его расчетам через несколько минут все будет кончено. "Твой голос. Голос. Он как радость". "Нет". "Я убил. Убил". Все те идиоты, которые считают, что человек ничего не чувствует когда умирает, когда он почти уже мертв и только пелена гравитронов отделяет его от иррациональных земных антиреалий… он не только не становится мумией, полной безумной пустоты, совсем наоборот. Совсем, совсем наоборот. Бог свернул в закоулок и посмотрел на огромные часы колокольни. Балтимор залез под мост и плюнул в темную воду холодной реки. Пора. Михаэль дошел до моста и посмотрел на часы. Половина второго. Он присел на крыльцо туманного дома и приготовился ждать. По его расчетам Балтимор должен появиться не более чем через пять минут. Он достал пачку сигарет и высунул помятую бумажку. Развернув ее, он обнажил острую иглу смертельного шприца. Дьявол медлил. Праздник рождества находился в самом разгаре, и его мантию опалили волной фейерверков. Камилия нащупала дамский пистолет в сумочке. Когда человек умирает. Человек, как гигантский маховик генератора начинает вращаться с огромной скоростью, поглощая последние молекулы разряженного кислорода, он начинает разворачиваться, отдавая в мир весь смысл, все истоки своей жизни. Именно. "Голос. Твой голос". Словно счастье. Балтимор порылся во внутреннем кармане пальто и достал ключи от дома. Именно последние секунды жизни человек начинает жить. Дьявол нашел свое отражение в воде. Он знал — все это уже было. Жить всю свою жизнь. Идеи, собранные в его голове проникают за чрево идей, в мир доступный только иррациональному организму. Идеи влетают в этот мир, вплетаясь в идео-плоскость клеточных созданий, изменяя идейную структуру. Камилия перекрестилась и решительно направилась к дому Балтимора. Но люди не мрут зазря. Отнюдь. Михаэль поднял затекшие ноги и с беспокойством посмотрел на часы. Бог приподнял воротник плаща и одел черную шапочку. Зимний ветер проникал в самую душу, заставляя Его поеживаться. По Его расчетам все должно закончиться в течение следующего часа. Балтимор спешил попасть домой. Он явно опаздывал. "Твой голос. Голос счастья". Дьявол ухмыльнулся — прошло уже полчаса, Балтимор явно запаздывает. Михаэль сунул руку в карман плаща и достал скомканный сэндвич. Засунув спасительную еду целиком в рот, он с неохотой пожевал прокисшие помидоры и выплюнул семечки на оттаявший люк отопительной системы. Погибший, умерший, заснувший навечно, убитый, отравленный, несчастный, одинокий. Бог высунул из кармана синий лист бумаги и провел пальцем по выпуклым буквам. "Балтимор". Михаэль встал и направился к дому Балтимора. Он оставляет свои идеи в мире, сливая, как забродившее вино, свои идеи в банку таких же застоявшихся образов. Идеи вплетаются друг в друга, они летают, зло дыша на головы отростков. И есть люди, уж поверьте мне, способные получать эти идеи из абстрактной реальности мира идей. Они видят летающие молнии злых идей, они вдыхают их носом и пожирают их заживо своими огромными ртами. Балтимор уже видел башенки своего дома, уже мог различить стрелки часов на колокольне. Они возвращают идеи в обыденный мир, идеи, которые были повинны в смерти их создателей. Бог выпрямился и постучал в дверь для прислуги. Огромный китаец отворил дверь и почтительно отошел в сторону. Бог поклонился и прошел в глубь дома, последовав на крик, доносившийся из кабинета Балтимора. Они имеют возможность повернуть время вспять, изрыгнуть идеи, граничащие на бритве зла и невежества, они охватывают сердца неподготовленных кровопийц, сжимают их умы, они давятся спокойной жизнью, они мучают себя и своих подопечных, они не способны перейти в тот, следующий мир. Идеи убивают нас изнутри. Чужие идеи, специально оставленные королем смерти. Камилия тихо постучала. За хлюпкой дверью послышались шаги старого слуги. Но люди не живут зазря. Отнюдь. Мы воплощаем идеи. Идеи, ад мирской. Зло. Единственное зло в этом мире. Они врываются в наш укромный райский уголок, создавая планеты и шары; правду и законы; лица и красоту; желание и знание; семьи и автомобили. Их нужно собрать в огромный купол Тьмы и пустить в море, заткнув им уши, рты и глаза. Дьявол достал небольшую опасную бритву из кармана пальто и провел лезвием по пальцу. Бритва легко разрезала плоть Дьявола, обнажив мрачную тишину. Дверь в дом была открыта и он вошел, на ходу снимая капюшон. Они должны смешаться с тиной, смешаться с течением. Смешаться с историей. Они зло. Их мысли, их идеи. Их возможность общаться с миром идей, их коммуникации с миром потерянных душ. Их воззрения и убеждения. Все это нам чуждо. Все это искусственно, все это зло. Михаэль завернул свой кулак в белый платок и сильно ударил. Посыпались брызги стекла, Михаэль, не в силах ждать результатов от заторможенной силы тяжести влез внутрь, порезав себе руки об остроконечную оконную бритву. Все это не наше. Мы дети иррациональности. Нам не нужно знание, ибо мы верим. Наша вера непоколебима. Мы верим вне зависимости от их поползновений, от их жалких, их хлюпких атак на наши святыни — мы презираем их идеи, мы объединимся, мы разрушим их, мы снесем их храмы, снесем их убогие научно-религиозные взгляды. Стражники идей. Мы защитники добра. Последний барьер, за которым нас ждет бесконечный просвет злых идей.