Мысли мужчины о женщинах

ОВСЯHАЯ И ПРОЧАЯ СЕТЕВАЯ МЕЛОЧЬ N 19

(сборник)

========================================================================== Un tal Lucas 2:5030/529.44 03 Mar 02 12:44:00

Чего хочет женщина

Утpом одна подpyга звонит дpyгой, жалyется на жизнь.

- Пpедставляешь, вчеpа я познакомилась с таким меpзавцем! С таким негодяем!

- Hy, pассказывай скоpее.

- Пpихожy я в кафе. Сажyсь за отдельный столик. Заказываю заказ. А тyт он.

Александр Каримов

Крик в никуда

Посвящается Зине, безвременно и жестоко ушедшей

из моей жизни...

...Откройте пещеры невнятным сезамом,

О вы, лицемеры взгляните в глаза нам,

Взгляните, взгляните, в испуге моргните

во тьму протяните дрожащие нити!..

Мы знойным бураном к растерзанным ранам

приникнем, как раньше к притонам и

храмам,...и к тупо идущим на бойню

баранам...откройте пещеры невнятным

Каримов Александр

1.(Самоубица)

... И я горю в аду,

всматриваясь в твои глаза

я вижу только одно,

ты уже не моя...

... И почему-то горит сердце. Горит по-тихоньку, плавясь и истекая кровью. Это все уже не важно... Hе важно то что было, не важно то, что будет. Важна эта боль. Важен этот момент. Момент истины. Момент правды.

Момент любви, и момент ненависти, момент надежд и момент руин...

Поверь мне, важен лишь только момент... И во всем виноваты мечты...

Для технического проекта число единиц оборудования подсчитывают отдельно по номенклатуре и каждому типоразмеру…

Я стал думать, как перевести на английский язык «типоразмер», но в это время в мою дверь позвонили.

Я отворил дверь и увидел соседку с девятого этажа по имени Тамара: Тамара сказала, что завтра в девять утра ей необходимо быть в больнице и чтобы я её туда отвёз.

Мне захотелось спросить: «А почему я?» С Тамарой мы живём в одном подъезде, но встречаемся крайне редко, примерно раз в месяц возле почтового ящика. У меня квартира номер 89, а у Тамары 98, и почтальон часто бросает мою корреспонденцию в Тамарин ящик. И наоборот. Это единственное, что нас связывает, и совершенно неясно — почему в больницу с Тамарой должен ехать я, а не её муж.

Районный детский врач Виктор Петрович — молодой человек с внешностью разночинца — сидел, ссутулившись, и прослушивал очередную пациентку. Он передвигал стетоскоп по её голой спинке, говорил: «Дыши… не дыши…», потом замолкал, глядя куда-то в угол.

Мать стояла здесь же, в кабинете, держа в руках детские одёжки, с тревогой смотрела на врача, пытаясь определить по его лицу дальнейшую судьбу своей дочери. Но по лицу ничего понять было невозможно. У Виктора Петровича было такое выражение, будто ему десять минут назад позвонила жена и сказала, чтобы он больше не приходил домой. Либо только что вызвал главный врач детской поликлиники и потребовал, чтобы Виктор Петрович написал заявление об уходе.

Челку поправь! — приказала Ирка.

— Как? — виновато поинтересовалась Наташа.

— Как, как, господи! — расстроилась Ирка, вытерла руки о фартучек и задвигалась вокруг Наташи. Двигалась она легко, прикосновения у нее были легкие, и пахло от нее французскими духами.

Ирка обладала тем типом внешности, о котором говорят: «Ничего особенного, но что-то есть». У Ирки было все: она работала в Москонцерте, в нее были влюблены все чтецы и певцы, ездила за границу — то за одну, то за другую. Собиралась замуж — у нее было наготове три или четыре жениха.

«Сентенции Пантелея Карманова» (2001) Ивана Вырыпаева – одно из немногих произведений, написанных знаменитым драматургом в прозе. Однако и в прозе Вырыпаев остается верен себе, сохраняя свой неповторимый стиль. Пример тому – первая же сентенция в книге: «Поразительно! Человек рождается и первое, что он получает – это бирку на запястье. А когда человек умирает, он получает бирку на большой палец правой ноги. Таким образом, жизнь человека – это отрезок времени от бирки до бирки...»

Долгое время я оставался голодным. Стоило мне сесть за стол, как тут же со всех сторон слетались гарпии и пожирали мою пищу. У всех гарпий были лица фотомоделей, крылья птеродактилей и когти, как у пантер. Все они были бледны, как мертвецы, и голодны, как дети в кафе-мороженое. Гарпии хватали и тут же проглатывали лежащую на моем столе пищу. Особенно нахальной была гарпия с лицом похожим на лицо Линды Евангелисты. Прежде чем выхватить у меня из рук мое нехитрое лакомство, она еще успевала подлететь ко мне вплотную и поцеловать в губы. Гарпии прилетали ко мне ежедневно. Они прилетали на завтрак, обед, полдник и ужин. Они все время оставляли меня без еды. Меня такое положения дел само собой не устраивало. Я читал им нравоучительные лекции, подкладывал в пищу крысиный яд, расставлял на столе мышеловки, но, в конечном счете, все равно оставался голодным. Все мои трюки проходили впустую, гарпии все равно пожирали мою скромную снедь.

Алексей Николаевич Кавагоэ с детства очень любил книги. И считал их единственными своими настоящими друзьями. Поэтому именно с ними он проводил большую часть своего жизненного времени, предпочитая общение с буквами общению с людьми. Дома у Алексея Николаевича все было буквально-таки завалено книгами, книги лежали на шкафу, на письменном столе, стульях и даже на крышке старого черного пианино. Но так уж получилось, что в свое время Алексей Николаевич имел неосмотрительность жениться и поэтому к своему глубочайшему сожалению вынужден был делить свою квартиру вместе с женой, шурином, тещей и тестем. Всех их Алексей Николаевич терпел, но не любил, ибо любовью его пользовались только книги. Домочадцы же, напротив, раздражали Алексея Николаевича, так как стремились отвоевать у книг место в квартире и для других, не менее значимых на их взгляд вещей. Так, например, жена Алексея Николаевича активно выбивала себе территорию для косметики и одежды, теща — для телевизора, тесть — для удочки и пива, а шурин — для своих модных кроссовок. Алексея Николаевича все это тревожило и угнетало. Бой был неравный — четверо против одного. И в итоге все книги вынуждены были поселиться исключительно в комнате у Алексея Николаевича, покинув кухню, прихожую и прочие обжитые ранее уголки. С тех пор комната Алексея Николаевича стала походить на большой книжный музей, в котором хранились бесчисленные экземпляры из рода книжнокрылых.

Мы шли по дороге, уходящей вдаль. Место было мрачное и сырое. Небо темное.

Несмотря на то что мы очень спешили, я останавливался у каждого черного камня и оставлял на нем записи.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она.

— Просто, чтобы помнить наше прошлое.

— Это неправда. Ты упрямо ставишь заметки только на черных камнях, совсем позабыв про белые. Когда мы дойдем до конца дороги и разойдемся в разные стороны, ты будешь помнить меня только по черным записям. Почему ты так поступаешь?

Весна не придет. Никогда. Так и будут лить за окном холодные дожди, и шуметь ледяные ветры. В моей душе навсегда поселилась печаль. Мне ее не прогнать. Я стал от нее зависим. Я влюбился в нее. Она кромсает меня своим клювом, а мне это нравится. Она рвет вены у меня на запястьях, а я лишь весело улыбаюсь. Я болен. Эта болезнь зовется душевным мазохизмом. Мне нравится меланхолия. И вместе с тем я бы хотел навсегда от нее избавиться. У меня болит сердце, но я виноват сам. Не стоит воспринимать слишком серьезно чужую боль, не стоит вникать в чужие страдания. Каждый раз, впуская их в свою душу, я приближаюсь к финишной черте.