Музыкальное подполье

Я, Вэк, Клок и Бык сидим на скамейке под навесом остановки. Много раз перекрашенная фанерная стенка в нескольких местах проломана – это пацаны показывали каратэ, – и на ней нацарапано «Рабочий – сила» и «Быра урод».

Мы курим и плюем под ноги. Под скамейкой уже целая лужа слюней.

Откуда-то выползает Жора. Это старый дурной алкаш, он шляется по району и собирает бутылки.

– Жора, смотри – бутылка, – кричит ему Вэк. Под нашей скамейкой и правда валяется бутылка из-под пива. Вэк перед этим бросил туда бычок, а потом пустил сопли. Жора наклоняется, и Вэк несильно бьет его по жопе. Мы смеемся.

Первый роман одного из самых интересных писателей последнего призыва. Как и в дебютных «Гопниках», главные герои «Школы» – bad guys российской глубинки, асоциальные подростки, выброшенные на обочину жизни не только местом рождения (провинциальный город Могилев на границе России и Белоруссии), но и жестоким временем развала некогда большой страны, социальной инфрастуктуры, временем, когда государство отказалось от ответственности за своих граждан. Впрочем, роман «Школа» – это не только социальная критика, но и светлая история первой любви, блистательная картина становления брошенного поколения, где за жестокостью стоит юношеский романтизм, а за случающимися в таком возрасте праздниками жизни мерцает бездна метафизического ужаса. В новой книге стиль автора окончательно оформился. Беспристрастные, почти документальные описания, киношные мизансцены и одни из самых правдоподобных диалогов в современной литературе выдают в Козлове настоящего мастера психологической прозы.

«Козлов сочинил „Школу“ – филигранную, безупречную литературу высшей очистки; поверьте, еще неделю назад я и в страшном сне представить не мог, что слова „Козлов“ и „Русский Сэлинджер“ могут находится внутри одного предложения. Закончив „Школу“, понимаешь: единственное, что их может разделять, – знак тире.»

журнал «Афиша»

«Письмо Владимира Козлова достигло в „Школе“ редкостной цельности, чистоты и какой-то абсолютно неподдельной первобытной подлинности.»

газета «Книжное обозрение»

«„Школа“ – апофеоз фирменного стиля. Даже не нокаут – когда тебя переезжает электричка, это уже не нокаут.»

«Независимая газета»

«СССР» – честная книга о жизни советского подростка середины восьмидесятых. Здесь все говорят о «ценностях социализма», школьники на переменах дерутся и говорят про «дрочку», на полках комиссионок стоят недосягаемые магнитофоны «Toshiba», алкоголик-отец заводит любовницу, а активист-комсомолец, погуляв с сестрой, тут же ее бросает.

Это не «чернуха», это – СССР глазами ВЛАДИМИРА КОЗЛОВА, автора «Гопников» и «Школы».

Успех решения профессиональных задач очень часто зависит от качественно проведенных переговоров. Чтобы постичь это искусство, требуется особая подготовка даже в стандартных случаях. В стрессовой же ситуации, когда партнер не хочет идти навстречу, мастерство переговорщика проходит множество испытаний.

Эта книга научит правилам поведения и технологии общения в условиях жестких переговоров, познакомит с психологическими приемами успешного их проведения.

Большое количество практических упражнений, основанных на реальной российской практике, позволит использовать книгу в качестве своеобразного индивидуального тренинга при противодействии: агрессии, психологическому прессингу, ультимативным позициям и другим формам неконструктивного ведения переговоров.

Уникальная авторская манера подачи информации в книге делает процесс усвоения материала легким, быстрым и нескучным.

Книга предназначена всем, кто по роду профессиональной деятельности сталкивается с необходимостью грамотного управления сложными деловыми коммуникациями.

Футбольный фанатизм – это целый мир, достаточно закрытый и, может быть, не слишком понятный обычному человеку. Задача этой книги – рассказать о фанатской субкультуре объективно и непредвзято.

Слово «конфликт» у большинства людей вызывает однозначные, чаще негативные ассоциации. Перед вами своеобразный популярный справочник по прикладной конфликтологии, который раскрывает правила поведения в эмоционально жестких, стрессовых ситуациях. Книга описывает технологии общения с партнерами в условиях активного конфликта и предлагает познакомиться со следующими темами:

– правильная диагностика конфликта;

– типы конфликтных личностей и правила работы с ними;

– приемы преодоления эмоционально негативных состояний;

– правила психологической защищенности в конфликте;

– использование энергии конфликтных ситуаций;

– источники организационных конфликтов и модели их разрешения;

– тактики посредничества в конфликте.

Большое количество прикладных примеров и легкая манера подачи информации в книге делают процесс ее чтения увлекательным.

Книга предназначена всем, кто хотел бы сделать конфликт более управляемым, прогнозируемым и эмоционально не затратным событием в своей жизни.

Мы с Андрюхой лежим в траве за машинным двором и смотрим на облака. Кайф. Последний кайф лета перед скучищей учебы и повседневности. Когда Гриша – алкаш, к которому нас определили на машинный двор – зовет нас, притворяемся, что не слышим. Пошел он в жопу вместе со сраным государством, которое загнало нас, студентов, в мудацкий колхоз в какой-то дыре, где делать нечего и в магазине пусто.

Шесть часов. Рабочий день кончился, и мы идем за бухлом к бабке Вере-самогонщице. Покупаем у нее две бутылки, потом буханку хлеба в магазине. Там кроме хлеба есть только мука, соль, спички и крупы. Молоко завозят раз в неделю, а всего остального не бывает вообще, нужно в район ехать. Стакан у нас есть: Андрюха спиздил его в столовой.

Владимир Козлов, широко известный читателям благодаря книгам «Гопники», «Школа», «Варшава» и «Плацкарт», продолжает исследовать нашу современную жизнь в новом сборнике рассказов «Политика».

Как и в своих предыдущих книгах, автор вполне преуспел в детальном изображении современности, причём далеко не в самом приглядном её виде: грубоватый, почти экстремальный натурализм в сочетании с пугающим соответствием с действительностью делают тексты Козлова настоящим «манифестом потерянному поколению» или предостережением поколению следующему.

«Я пишу, чтобы вспомнить прошлые истории и посмеяться над ними или превратить их в иные, придумав новый конец», – признавался Роберто Боланьо.

Эти слова писателя вполне можно отнести к обоим включенным в книгу произведениям, хотя ничего смешного в них нет. Наоборот, если бы не тонкая ирония Боланьо, они производили бы тяжелое впечатление, поскольку речь в них идет в основном о мрачных 70-х годах, когда в Чили совершались убийства и пропадали люди, а также об отголосках этого времени, когда память и желание отомстить не дают покоя. И пусть действующими лицами романов являются писатели, поэты, критики, другие персонажи литературной и окололитературной среды, погруженные в свой замкнутый мир, – ничто не может защитить их от горькой действительности.

Многообещающий молодой поэт Альберто Руис-Тагле в годы диктатуры превращается в Карлоса Видера, чье «имя всплывает в судебном расследовании по делу о пытках и пропавших без вести», и, хотя правосудие над ним так и не свершилось, возмездие настигает его в лице пожилого человека – бывшего полицейского при демократическом правительстве Альенде.

Это один из последних рассказов о Луке, не из армейского цикла.

На сорок восьмом году жизни Шрамова матушка купила ему детскую игрушку. И не одну, а сразу двух близнецов-сенбернаров, мягких, пушистых, лобастых щенков. Потому — двух, чтобы не было скучно одному. А ещё — оттого, что рождён Шрамов под созвездием Близнецов. Теперь он не мог шагнуть в бездну: обхватили и держат его за обе ноги Тишка и Лапик — так назвал он матушкину причуду.

А вы помните свои детские игрушки? Не пожимайте плечами, ибо от вашего ответа зависит зарождение другого вопроса: уместно ли вам жить дальше? Что значит — «уместно»?! Всё — в Божьей воле! А вот и не всё. Есть ещё воля детских игрушек. Бог-то на вас — сколько можно искушать Его покаянием? — быть может, давно уже крест поставил. А вот игрушки…

— У-ме-реть, — сказала Гей, жена моего брата, способная испугать человека, и передала крекеры на блюдце. — Умереть, какой сыр, какие крекеры! Просто необыкновенный сыр…

— Это крафтовский нежный чеддер из «Лил Пич», — сказал я, чтобы заткнуть этот фонтан.

— Нежнейший! Ну просто совсем никакой остроты! Не понимаю, как у них от этой остроты избавляться получается? Мы-то, наоборот, чем старше, тем острее умом, правда?

Смех Гей показывал, что имелась в виду шутка.

Я понимаю. Вы видите труп на земле и думаете: кто-то ее от души замочил. Даже головы не осталось. Только шея торчит, и все это месиво, артерии… или это что, трахея наверное? Вы думаете, это она — жертва. Я бы тоже так думал, если бы ничего больше не знал. Не знал бы, что к этому привело. Как она меня извела и так далее. А она меня действительно извела, поверьте. По-настоящему затрахала. Не то чтобы я, э… не то что цель оправдывает средства, но было херово, вот и все, что я хочу сказать.

Лурдес стала служанкой миссис Махмуд, когда подруга Лурдес Вивиана уехала с мужем в Лос-Анджелес. Лурдес и Вивиана прибыли в южную Флориду из Кали в Колумбии как «почтовые невесты». Муж Лурдес, мистер Зиммер, умер через два года после женитьбы, а до этого работал у подрядчика на строительстве дорог.

Она вошла в дом на Оушен-Драйв, всего в нескольких кварталах от дома Дональда Трампа, не ожидая приятного знакомства с женщиной по имени миссис Махмуд, женой доктора Васима Махмуда, который поправлял лица и груди дам в Палм-Бич и отсасывал у них подкожный жир. Поэтому была удивлена, что хозяйка не выглядит как миссис Махмуд и сама открыла ей дверь. Высокая рыжеволосая женщина в темных очках и маленьком зеленом купальнике-двойке спросила:

Бумажный самолётик резко взмыл к потолку поточной аудитории Санкт-Петербургской экономической академии, завис там на долю секунды, клюнул носом вниз и по красивой синусоиде приземлился на трибуну лектора, который как раз в этот момент отвлёкся от рисования формулы на доске и сердито оглядывал аудиторию.

— Это чёрт знает что такое, — пробормотал себе под нос профессор Лощинин и уставился на смазливую девицу, расплывшуюся в улыбке, обнажившей рекламные ровные акульи зубы. — В чём дело, Жукова?

Дождь лил как из ведра, а трое здоровенных чернокожих парней продолжали методично размешивать в бадье совковыми лопатами серую массу, отдалённо напоминающую бетон...