Любовь странная

Дмитрий Каралис

Перебежчик Мотальский

(к происхождению одной легенды)

Несколько лет назад кто-то пустил по Зеленогорску слух, что Толик Мотальский - крутой диссидент; он дескать не только издавал подпольные журналы, за что его таскали в КГБ (это отчасти правда - Толика вызывали на беседу в КГБ после того, как он полистал в филфаковской курилке рукописный альманах Подснежник), не только давал в своем летнем сарае интервью корреспондентам Би-Би-Си и Голоса Америки (выдумки, навеянные, очевидно, совместной пьянкой со шведо-финнами и князем Т-им!), но и пытался, прихватив вольнодумные рукописи, удрать за границу - в Финляндию. Из слуха, как это часто бывает, родилась легенда.

Роман представляет собой дневниковые записи и рассуждения, объединённые общим местом действия — литературным Ленинградом-Петербургом. На страницах Вы встретите Аркадия и Бориса Стругацких, Юрия Полякова, Даниила Гранина, Виктора Конецкого, Михаила Веллера, Глеба Горбовского, Михаила Успенского и многих других писателей, которыми автор поддерживал приятельские и профессиональные отношения.

Дмитрий Каралис

Бастовать ли писателям?

( Литерная газета No 2, 2002г.)

Формула успеха проста и лаконична: чтобы добиться чего-либо, надо знать, мочь, уметь, хотеть.

Налаживание нашей разбитой за последние годы литературной жизни, в первую очередь ее материально-бытовой составляющей, требует от всех писателей желания эту самую жизнь вернуть, - если не в прежнюю колею с могучими гонорарами, то хотя бы поднять ее на уровень, достойный одной из самых редких в природе профессий. (Статистика числа писателей в цивилизованном - читающем и пишущем обществе - дает среднюю цифру: один писатель на 10 000 человек).

Дмитрий Каралис

Немного мата в холодной воде, или "осторожно: ненормативная лексика!"

Статья опубликована

в "Литературной газете",

No 30, 24 - 30 июля 2002

Народ сквернословит зря, и часто не об том совсем говоря. Народ наш не развратен, а очень даже целомудрен, несмотря на то что бесспорно самый сквернословный народ в мире - и об этой противоречивости, право, стоит хоть немного подумать.

Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ, "Дневник писателя"

Дмитрий Каралис

Мы строим дом

повесть

Аннотация

Маленький семейный роман о ленинградской семье, возводящей под руководством старшего брата дачный дом. Удивительно лиричная интонация, ненатужный юмор, интересные судьбы - все это привело к тому, что книга издана в двух издательствах и готовится к переизданию в издательстве "Золотой век" в 2002 году.

x x x

Однажды, когда мы сидели на покосившейся веранде крохотной дачки, оставшейся нам от родителей, и пили из позеленевшего самовара чай, мой старший брат Феликс сказал, что неплохо бы построить новый дом. Мы -- это два брата и два зятя -- мужья наших сестер.

Дмитрий Каралис

Д., с к.м.п. в б.

рассказ

Дж., с кот. м. пер. в б., походил на мопса: встопорщенная челка, брезгливое выражение лица, маленькие черные глаза, блестевшие из-под косматых бровей. И носил мохнатые джемпера.

Может, он был женат. Может, нет. Он, похоже, и сам не знал. Черт его знает, этого Джекс., с котор. м. перев. в б. Да. Такой вот был человек. На саксофоне не играл -- это точно. Но дело не в этом.

Я с этим Джексоном чуть не утонул в озере, в которое нас стремительно вынесла холодная река -- названия ее не помню. Возможно, это была Вуокса. Да, скорее всего Вуокса -- ехали-то мы туда.

Дмитрий Каралис

Если человек хочет жить

Если человек хочет жить, то медицина бессильна, - говорят опытные доктора.

В конце семидесятых я прочитал в статье академика Трапезникова формулу успеха: надо знать, мочь, уметь, хотеть.

В детстве я иногда слышал материнские попреки: Нет слова не могу, есть слово не хочу! Мне казалось, мать сильно преувеличивает, а то и заблуждается.

...Когда немцы уже подступали к Ленинграду и отец стал настаивать, чтобы мать эвакуировалась вместе с детьми, она ответила, что если она в одну минуту усмиряет пьяного дворника Шамиля Саббитова, то не ей бояться какого-то плюгавого фюрера.

Хроника семьи Банниковых из подмосковного Зеленогорска глазами ее младшего представителя Кирилла, начиная с отроческого 15-летнего возраста и заканчивая зрелостью. В повести, как и в жизни, тесно переплетаются юмор и грусть, радости и печали, встречи и расставания – какие бы времена не наступили. «Чикагский блюз» бесконечен, как самая длинная река, как сама жизнь...

У Дэвида есть девушка — Марсия. Дэвид прекрасно готовит, а Марсия сегодня проголодалась как никогда! Дэвид свято соблюдает правила этикета за столом, Марсия же относится к числу тех людей, которые имеют привычку даже не сказать «спасибо» за угощение. И вот эту «мирную» трапезу нарушает неожиданный звонок в дверь — это Мистер Харрис, соработник Марсии. Знакомые увлеклись беседой, совсем позабыв о Дэвиде и его стараниях…

© Charly, www.fantlab.ru

Есть события, которые так меняют жизнь человека, что он уже не может оставаться прежним.

 А если это не взрослый человек, а маленькая девочка? А волна неожиданностей только нарастает и поднимается всё выше, не оставляя надежды вернуть безмятежное прошлое и грозя разрушить будущее.

 Сможет ли Софи выстоять против шквала событий,  стихии собственных чувств и найти свой курс в океане жизни?

 Если смерть много раз глядела тебе в лицо, то ты уже заранее чувствуешь её дуновение.

 Софи Берто, девочка рожденная на безмятежных островах Французской Полинезии, слишком рано почувствовала дыхание смерти.

 После столкновения с нарко-мафией семья девочки вынуждена скрываться, ускользая из океана в океан. 

 География романа охватывает пространства от бирюзового рая Полинезийских островов  до оранжевого ада пустынь Невады. Событийность - от безмятежности детства, до отчаянья обманутой женщины.

 Но героиня не просто собирает воедино осколки своей разбитой жизни. Она ищет. Ищет свой шестой океан.

 Там, где любовь.

Это не я ее, она меня запечатлела, беззвучно «щелкнула», и душа моя взмыла к облакам. Потом, для верности, она еще и еще раз взмахнула ресницами…

Ослепленный и оглушенный, я тыкал пальцами в столбик выдержек. Лицо в видоискателе, раздвоившись, никак не могло соединиться. У меня — железка в руках, называется «Киев». Она — живое фотоателье. Я пробормотал что‑то, досадуя на наплывающие облака, а она побранила свое расхожее имя Любовь. Я как‑то догадался, стал звать ее Лю по моде тех лет, внушенной стариком Хэмом.

В час дня по радио передали сообщение об изменениях в составе руководства страны. Преемником Мартина стал его заместитель. О нем же самом не было сказано ни слова, от него избавились — и все. Что ждет его в будущем? Получит ли он новое назначение? И стоит ли ему вообще надеяться на что-то? Сколько может продлиться эта неопределенность? Некоторые находились в таком положении долгие годы.

Мартин решил не предаваться отчаянию. Но кое о чем следовало тотчас же позаботиться. Где им с семьей жить после того, как придется освободить квартиру в этом фешенебельном квартале? Надо спешить, пока их не выставили отсюда. Но дом в деревне еще не достроен. И как ему теперь жить на мизерное, значительно урезанное жалованье без всяких дотаций?

Лусия жила по соседству, в доме на двух хозяев, так что между нами, через узкий проход, было еще полдома с другой семьей. В проходе росло высокое раскидистое дерево: ветви его скреблись о ту и о другую крышу; в прохладной его тени мы с Лусией иногда играли после школы, — если у Лусии никого не было дома. Сперва она жила со своей родной матерью и с отцом, но отца, высокого темнокожего бородача, мы видели редко. После долгой — месячной, а то и двухмесячной — отлучки, обычно по воскресеньям, когда выходят поговорить на улицу мужчины, он вдруг тоже появлялся из дома, и все видели — отец Лусии вернулся. Наверное, он был водитель или еще кто-нибудь из тех, что часто в дальних поездках. А может, золотоискатель — неудачливый, — раз никогда не привозил Лусии даже самого маленького подарка. Зато он был большой, сильный и спокойный.

Сколько написано книг-воспоминаний об исторических событиях прошлого века. Но рассказывают, как правило, взрослые. А как выглядит история глазами ребёнка? В книге «Товарищ ребёнок и взрослые люди» предстанет история 50-х годов XX столетия, рассказанная устами маленького, ещё не сформировавшегося человека. Глазами ребёнка увидены и события времени в целом, и семейные отношения. В романе тонко передано детское мироощущение, ничего не анализирующее, никого не осуждающее и не разоблачающее.

Все события пропущены через призму детской радости — и рассказы о пионерских лагерях, и о спортивных секциях, и об играх тех времён. Атмосфера романа волнует, заставляет сопереживать героям, и… вспоминать своё собственное детство.

Виталий Викторович Павлов в литературных кругах известен как драматург. В настоящую книгу включены три его остросюжетных повести: "Герцеговина Флор", "Рыбный день" и "Доктор Сатера". Автор относит их к жанру "некриминального чтива". Книга рассчитана на широкие круги читателя…

Как через одну точку можно провести сколько угодно линий, так и люди переваливают через какое-либо важное событие в своей жизни (а это может быть сильное потрясение, хуже того — несчастье) всяк по-своему, следуя своему вектору, в соответствии с личными качествами, складом души, особенностями характера — то есть так, как это продемонстрировал Квасов Николай Иванович, житель города Домодедово.

Таким событием — но можно сказать и несчастьем, а уж потрясением точно — стала для него раскрывшаяся тайная связь жены Юлии с сослуживцем Романом Викторовичем.