Листригоны

Впервые опубликован в первом издании серии очерков «Киевские типы», Киев, 1896 г.

Впервые опубликован в газете «Киевское слово» в 1895 году за подписью NN. Входит в серию очерков «Киевские типы».

Куприн Александр

Художник

Влечение к "святому искусству" почувствовал весьма рано. В самом нежном детстве разрисовывал углем заборы, вследствие чего бывал нередко таскаем за уши местным "будочником".

Потом растирал краски в "ателье" лаврского маляра. Своею бойкостью обратил на себя внимание заезжей помещицы-филантропки и был на ее средства отправлен обучаться живописи.

Просидев на первом курсе училища четыре года, разошелся во мнениях с профессорами и вернулся в Киев, где и возлег с подобающим почетом в лоне местных талантов.

Впервые очерк опубликован в газете «Киевское слово» в 1898 № 3583 под рубрикой «Киевские типы», за подписью NN

Не так давно я имел счастье говорить с человеком, который в раннем детстве видел Пушкина. У него в памяти не осталось ничего, кроме того, что это был блондин, маленького роста, некрасивый, вертлявый и очень смущенный тем вниманием, которое ему оказывало общество. Уверяю вас, что на этого человека я глядел, как на чудо. Пройдет лет пятьдесят — шестьдесят, и на тех людей, которые видели Толстого при его жизни (да продлит бог его дни!), будут также глядеть, как на чудо. И потому я считаю не лишним рассказать о том, как весной тысяча девятьсот пятого года я видел Толстого.

Куприн Александр

Днепровский мореход

Он все лето совершает один и тот же очень короткий рейс от Киева до... "Трухашки" и обратно. Надо отдать ему справедливость: он обладает недюжинными навигаторскими способностями, потому что ухитряется даже на таком микроскопическом расстоянии устроить изредка маленькое "столкновеньице" с конкурентным пароходом или какую-нибудь иную "катастрофочку" увеселительного характера.

Он обыкновенно называет себя "штурманом дальнего плавания". Не верьте ему. Он не был даже и на каботажных курсах, а просто поступил на пароход помощником капитана (вернее сказать кассиром и контролером билетов) и "достукался" всеми правдами и неправдами до капитанского звания. Это не мешает ему, однако, за бутылкой доброго коньяку с увлечением рассказывать о своих приключениях, о стычках с малайскими пиратами, об авариях в Индейском океане, о пребывании в плену у людоедов и о прочих ужасах, от которых у слушателей бегают по спине мурашки. Один очень достоверный свидетель передавал мне, как однажды, в критическую минуту, какой-то из днепровских мореходов обнаружил свои специальные знания и присутствие духа. На пароходе, шедшем от Киева вниз, лопнула рулевая цепь, и его понесло течением прямо на быки Цепного моста. Между пассажирами поднялся страшный переполох. Все суетились, бегали и кричали, объятые ужасом; некоторые собирались уже бросаться в воду...

Куприн Александр

Пожарный

"Слава и смелость лучшие ходатаи перед женщинами", говорит Шекспир. Поэтому нет ничего удивительного, что "кавалерские" фонды пожарного стоят на кухнях чрезвычайно высоко: трудно поверить но иногда даже не ниже фондов интендантского писаря, этого единогласно признанного, профессионального "тирана" и "погубителя" женских сердец, которому "только бы достигнуть своей цели", чтобы потом "надсмеяться" самым коварным образом.

Куприн Александр

Доктор

Интересно иногда бывает послушать только что окончившего курс медика (в особенности, если он человек искренний и любящий свое дело), когда разговор коснется его призвания и его будущей деятельности.

- Боже мой, боже мой, говорит он, в отчаянии хватая себя за волосы, ну, ровнехонько ничего в памяти не осталось. Сотни книг, тысячи лекций, сотни тысяч терминов и в результате какой-то невообразимый хаос в голове. Даже некогда и повторить прослушанного в университете, потому что медицина идет вперед гигантскими шагами, и просто нет возможности следить за ее успехами. Каждый день слышишь и читаешь о новых средствах, до сих пор никому не известных, узнаешь, что те методы и приемы, которые только вчера считал последним словом науки, сегодня уже сделались смешною рутиной. Да как еще подумаешь, что что ни человек, то новый, совершенно отличный от другого организма и что поэтому от одной и той же болезни Ивана следует лечить иначе, чем Петра, так просто руки опускаются!

В сборник вошли замечательные рассказы известного русского писателя Александра Ивановича Куприна (1870–1938) о детях и о животных: о побеге из казенного пансиона, о ночной ловле раков, о дворовом псе Барбосе и комнатной Жульке, об артистичном белом пуделе Арто и отважном мальчике Сергее и другие.

Для среднего школьного возраста.

Следующий рассказ не есть плод досужего вымысла. Все описанное мною действительно произошло в Киеве лет около тридцати тому назад и до сих пор свято, до мельчайших подробностей, сохраняется в преданиях того семейства, о котором пойдет речь. Я, с своей стороны, лишь изменил имена некоторых действующих лиц этой трогательной истории да придал устному рассказу письменную форму.

– Гриш, а Гриш! Гляди-ка, поросенок-то… Смеется… Да-а. А во рту-то у него!.. Смотри, смотри… травка во рту, ей-богу, травка!.. Вот штука-то!

В сборник А. И. Куприна вошли произведения разных лет, созданные и до революции, и позже, в эмигрантский период творчества великого русского классика. Здесь представлены святочные и пасхальные рассказы, размышления о революции и судьбе России, а также рассказы на одну из самых главных для Куприна тем – тему любви. Все вместе, эти произведения отражают духовный поиск писателя и его сложный жизненный путь, полный не только тяжелых испытаний, но и неугасимой любви и надежды.

Маленькая девочка нездорова. Каждый день к ней ходит доктор Михаил Петрович, которого она знает уже давно-давно. А иногда он приводит с собою еще двух докторов, незнакомых. Они переворачивают девочку на спину и на живот, слушают что-то, приложив ухо к телу, оттягивают вниз нижнее веко и смотрят. При этом они как-то важно посапывают, лица у них строгие, и говорят они между собою на непонятном языке.

Потом переходят из детской в гостиную, где их дожидается мама. Самый главный доктор – высокий, седой, в золотых очках – рассказывает ей о чем-то серьезно и долго. Дверь не закрыта, и девочке с ее кровати все видно и слышно. Многого она не понимает, но знает, что речь идет о ней. Мама глядит на доктора большими, усталыми, заплаканными глазами. Прощаясь, главный доктор говорит громко:

Барбос был невелик ростом, но приземист и широкогруд. Благодаря длинной, чуть-чуть вьющейся шерсти в нем замечалось отдаленное сходство с белым пуделем, но только с пуделем, к которому никогда не прикасались ни мыло, ни гребень, ни ножницы. Летом он постоянно с головы до конца хвоста бывал унизан колючими «репяхами», осенью же клоки шерсти на его ногах, животе, извалявшись в грязи и потом высохнув, превращались в сотни коричневых, болтающихся сталактитов. Уши Барбоса вечно носили на себе следы «боевых схваток», а в особенно горячие периоды собачьего флирта прямо-таки превращались в причудливые фестоны. Таких собак, как он, искони и всюду зовут Барбосами. Изредка только, да и то в виде исключения, их называют Дружками. Эти собаки, если не ошибаюсь, происходят от простых дворняжек и овчарок. Они отличаются верностью, независимым характером и тонким слухом.

Четырехлетний жеребец Изумруд – рослая беговая лошадь американского склада, серой, ровной, серебристо-стальной масти – проснулся, по обыкновению, около полуночи в своем деннике. Рядом с ним, слева и справа и напротив через коридор, лошади мерно и часто, все точно в один такт, жевали сено, вкусно хрустя зубами и изредка отфыркиваясь от пыли. В углу на ворохе соломы храпел дежурный конюх. Изумруд по чередованию дней и по особым звукам храпа знал, что это – Василий, молодой малый, которого лошади не любили за то, что он курил в конюшне вонючий табак, часто заходил в денники пьяный, толкал коленом в живот, замахивался кулаком над глазами, грубо дергал за недоуздок и всегда кричал на лошадей ненатуральным, сиплым, угрожающим басом.

Повесть «Яма» – последнее крупное произведение великого русского писателя А. И. Куприна. Секрет неизменного читательского интереса к этой повести не только в описании жизненных историй падших женщин, но и в необыкновенной трагической тональности этого описания, в глубокой тоске писателя по чистоте любовных отношений.

Александр Куприн

Ю-ю

Если уж слушать, Ника, то слушай внимательно. Такой уговор. Оставь, милая девочка, в покое скатерть и не заплетай бахрому в косички...

Звали ее Ю-ю. Не в честь какого-нибудь китайского мандарина Ю-ю и не в память папирос Ю-ю, а просто так. Увидев ее впервые маленьким котенком, молодой человек трех лет вытаращил глаза от удивления, вытянул губы трубочкой и произнес: "Ю-ю". Точно свистнул. И пошло - Ю-ю.

Лев Николаевич Толстой

О науке

(Ответ крестьянину)

I

То, о чем вы пишете в вашем письме, так важно, и я так давно и много думал и думаю об этом самом, что мне хочется напоследях, зная, что мое время коротко, насколько сумею, ясно и правдиво высказать все, что я думаю об этом, самой первой важности, предмете. Вы спрашиваете, что надо разуметь под наукой и образованием? Спрашиваете, не бывают ли наука и образование вредны, и, как образец того вреда, который бывает от того, что называется образованием, приводите пример того учителя, сына крестьянина, который стыдится выкормившего его отца и, когда отец этот привез ему свои деревенские гостинцы, попросил отца спрятаться на кухне, чтобы не оконфузить своим мужицким видом образованного сына перед бывшими у него гостями. Может быть, пример этот и исключителен, но знаменателен, и стоит вдуматься в него, чтобы то, что у нас называется образованием, представилось в ином, чем оно представляется большинству, значении. На другой день после получения вашего письма я провел вечер с дамой, директрисой гимназии, с довольно странным для дамы именем и отчеством Акулиной Тарасовной. У дамы этой тонкие, белые, прекрасные руки с перстнями, шелковая, умеренно модная одежда и приятный вид усталой, умной, "образованной" женщины с либеральными идеями. Дама эта крестьянская заброшенная сиротка. Помещица случайно разжалобилась над именно этой сироткой, взяла ее воспитывать и дала ей "образование". И вот вместо Акульки, которую трепала бы за косы мать за то, что она, чертова девка, упустила телят в овсы, а потом вместо Акулины, которую сосватал бы Прохор Евстигнеев и бил бы в пьяном виде смертным боем, а потом вместо Акулины вдовы, которая, оставшись с пятью детьми, ходила бы с сумой и всем, как горькая редька, надоела своими слезами и причитаниями, а потом вместо ставшей из Акулины Тарасовной, которая, хотя и вырастила сына и отдала его в люди, все-таки живет впроголодь у зятя, терпя всякие обиды от брата невестки, вместо этой зачахлой, грязной, оборванной, утром и вечером умоляющей матушку казанскую царицу небесную, чтобы она прибрала ее, вместо этой Тарасовны, которая в тягость не только себе, но и всем тем, кто ее кормит, вместо этой Тарасовны теперь любезная, умная директриса, белыми руками сдающая карты, остроумно шутящая о персидских делах со старинным приятелем и сыном ее воспитателя и предпочитающая чай с лимоном, а не со сливками. И на вопрос: угодно ли ей ягод? - отвечающая: "Пожалуй, только немного. Мой милый доктор не велит, да уж очень хороши ягоды. Немножко, пожалуйста". Расстояние между той и другой Тарасовной как от неба до земли. А отчего? Оттого, что Акульке дано было "образование". Ее благодетельница не ошиблась в том, что нужно для того, чтобы доставить своей воспитаннице то, что считалось ею несомненным счастьем: она дала Акульке "образование". И образование сделало то, что Акулька стала дамой, т.е. из мужички, которой все говорят ты, стала госпожой, которой все говорят вы и которая сама говорит ты всем тем людям, которые кормят ее вместе со всеми теми, с кем она стоит теперь на равной ноге, т.е. из сословия подвластных и угнетенных перешла в сословие властвующих и угнетающих. То же на половину сделал и ваш учитель и желает сделать до конца. Но у него еще есть препятствия родства, которых не было у моей дамы.

Толстой Лев Николаевич

О самарском голоде

ПИСЬМО К ИЗДАТЕЛЯМ.

(1873 г.)

Прожив часть нынешнего лета в деревенской глуши Самарской губернии и будучи свидетелем страшного бедствия, постигшего народ, вследствие трех неурожайных годов, в особенности нынешнего, я считаю своим долгом описать, насколько сумею правдиво, бедственное положение сельского населения здешнего края и вызвать всех русских к поданию помощи пострадавшему народу.

Л.Н.Толстой

О ВЕРОТЕРПИМОСТИ

I

В России существуют миссионеры, обязанность которых состоит в обращении к православию всех неправославных.

В конце 1901 года собрался в городе Орле съезд таких миссионеров -- и в конце этого съезда губернский предводитель дворянства г. Стахович произнес речь, в которой он предлагал съезду признать полную свободу совести, подразумевая, как он выразился, под этими словами не только свободу верования, но и свободу исповедания, включающую в себя свободу отпадения от православия и даже совращения в несогласные с православием вероисповедания. Г. Стахович полагал, что такая свобода может только содействовать торжеству и распространению православия, которого он признавал себя верующим исповедником.

Л.Н.Толстой

Отрывки из статьи

"ЦАРСТВО БОЖИЕ ВНУТРИ ВАС,

ИЛИ ХРИСТИАНСТВО НЕ КАК МИСТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ,

А КАК НОВОЕ ЖИЗНЕПОНИМАНИЕ"

1893

Познаете истину, и истина освободит вас.

Иоанн. VII, 32

И не бойтесь убивающих тело, души же могущих убить, а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне.

Матф. X, 28

Вы куплены дорогою ценою - не делайтесь рабами человеков.

Лев Толстой

Письмо революционеру

Получил ваше интересное письмо и очень рад случаю ответить на него.

Вы говорите, первое, что правильно понятый эгоизм - это благо для всех, и что эта истина с разрушением старого строя быстро войдет в сознание людей. А как только истина войдет в сознание людей, так и наступит общее благо. Второе то, что ум человеческий может придумать условия общежития, при коих эгоизм одного человека не будет вредить другому. И третье то, что при этих придуманных условиях общежития, может, как вы выражаетесь, иметь место до известной степени и элемент принуждения, т.е. что для того, чтобы люди исполняли требования придуманного теоретиками наилучшего устройства, можно и должно употреблять насилие.

Толстой Лев Николаевич

Послесловие к книге Е.И.Попова

"Жизнь и смерть Евдокима Никитича Дрожжина. 1866-1894"

Еще Моисей в своих заповедях, данных людям 5000 лет тому назад, поставил заповедь: не убий. То же самое проповедывали все пророки; то же самое проповедывали мудрецы и учители всего мира; то же самое проповедывал Христос, запрещая людям не только убийство, но всё то, что может вести к нему, всякое раздражение и гнев против брата; и то же самое написано в сердце каждого человека так явственно, что нет поступка более противного всему существу неизвращенного человека, чем убийство себе подобного существа -- человека.

Лев Николаевич Толстой

Упрямая лошадь

Мужику с возом надо было ехать через реку. Через реку ходил паром. Мужик отпрёг лошадь и свёз телегу на паром; но лошадь была упряма и не хотела идти на паром. Мужик тащил её из всех сил за повод и не мог ввести на паром. Потом он стал толкать её сзади, но не мог ссунуть с берега. Тогда он вздумал тащить её за хвост прочь от воды. Лошадь была упряма и пошла не туда, куда её тащили, и вошла на паром.

Лев Николаевич Толстой

Волк и кобыла

Хотелось волку подобраться к жеребёнку. Он подошёл к табуну и говорит:

- Что это у вас жеребёнок один хромает? Или вы полечить не умеете? У нас, волков, такое лекарство есть, что никогда хромоты не будет.

Кобыла одна и говорит:

- А ты знаешь лечить?

- Как не знать.

- Так вот полечи мне правую заднюю ногу, что-то в копыте больно.

Волк подошёл к кобыле, и, как зашёл к ней сзади, она ударила его задом и разбила ему все зубы.