Легенда о поэте

ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
ЛЕГЕНДА О ПОЭТЕ
После обеда поэт решил побывать на аэродроме и побеседовать с летчиком. Поэта очень интересовал самолет. Он осмотрел мотор, фюзеляж и крылья. Забрался в кабину пилота и элегантно откинулся на кожаном сиденье, небрежно пригладив прядь волос на лбу.
Трогая рычаги и кнопки, поэт любовался своими тонкими пальцами, которые эффектно касались блестящих ручек управления. Пилот хотел было о чем-то предупредить поэта, но в то же мгновение наш герой почувствовал, как под легким нажимом его руки куда-то отходит штурвал самолета. В следующую секунду поэт с ужасом вцепился в него: мотор взревел, и машина тронулась с места. Поэт успел увидеть лишь испуганное лицо пилота, воздевшего руки ему вослед, затем промелькнули какието скачущие полосы, и через минуту, когда поэт снова отважился поднять глаза, он заметил под собой маленькие игрушечные домики (то были ангары).
Легенда о поэте скачать fb2, epub бесплатно
Karinthy Frigyes. Utazas Faremidoba. 1916. Capillaria. 1922.
Свою фантастическую повесть Каринти написал в духе Свифта, как продолжение путешествий Гулливера. Он старался сохранить в ней не только авторский стиль и характер знаменитого героя, но и свифтовскую манеру иронического повествования. Забавная сказка постепенно представала серьезным, отнюдь не шуточным размышлением о самом главном в жизни человека — о природе его взаимоотношений с внешним миром и обществом. Каринти органично вжился в свифтовский стиль, но так же, как и «Путешествия Гулливера», его повесть несет на себе неизгладимую печать своего времени. Сохранив исходную ситуацию, Каринти как бы переносит свифтовского героя в XX век, точнее в его первые десятилетия, и заставляет его действовать и размышлять как своего современника.
Из энциклопедии фантастики В. Гакова:
Известность пришла к писателю после публикации двух повестей «Путешествие в Фа-ре-ми-до» (1916)и «Капиллария» (1922), обе изд. на русском языке в одном томе «Фантазии Фридьеша Каринти» (1969).
Повести представляют собой «продолжения» «Путешествий Гулливера» Д. Свифта. В первой действие происходит на планете, на которой развилась неорганическая жизнь и общение между индивидуумами осуществляется посредством музыки, а «органика» рассматривается как болезнь, отклонение от нормы. Во второй описана необычная «сексуальная политика» обитателей подводного мира.
ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
ЭКЗАМЕН ПО ИСТОРИИ
В три часа пополудни я сел в машину времени и привел ее в движение: винты и колеса с треском начали вращаться, отсчитывая на часовом механизме дни, месяцы и годы с умопомрачительнейшей скоростью. Мои карманные часы показывали ровно четыре, когда я остановил машину, огляделся вокруг и увидел, что нахожусь среди высоких домов на небольшой городской площади. Она мне показалась похожей на площадь Калвина, но была сплошь застроена новыми домами. Я взглянул на годометр: он показывал 2015 год, апрель, день четвертый. Стрелки часов в машине времени сошлись на цифре "З".
Сегодня я снова предпринял небольшую прогулку в машине времени. На этот раз решил заглянуть в прошлое. Ровно в полдень я включил мотор и помчался в глубь веков со скоростью шесть месяцев в секунду; спустя четверть часа я уже был на месте.
Датометр показывал 8 февраля 1487 года.
Машина финишировала на придунайском холме — там же, откуда взяла старт.
Я оглянулся. Невдалеке плотники возводили мост под надзором солдат в железных латах. За Дунаем, в Буде, поблескивали кольчуги и длинноствольные ружья воинов, которые в походной колонне двигались к крепости.
ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
АБРАКАДАБРА
Это случилось со мной в кафе.
За мой столик присел молодой человек, как видно скромный и хорошо воспитанный. Мы разговорились о всякой всячине. Потом разговор на несколько минут прервался.
Неожиданно мой новый знакомый вновь заговорил.
- Извините, пожалуйста,-сказал он скромно,-вам тоже официант кисера мера нин, как и мне?
- Простите,- ответил я и наклонился поближе к своему собеседнику.- Я не совсем вас понял.
Наверное, все было оттого, что я с замиранием сердца мечтал о цирке, но, пожалуй, не меньше мечтал и о скрипке, — а потом скрипку-то мне купили, а в цирк все никак не вели, оттого, наверное, через разные промежутки времени вновь и вновь снился мне цирк, — однажды я увидел его издали за холмами, и меня словно бы кто-то вел туда, держа за руку. В другой раз я вдруг обнаружил себя стоящим посреди большего города, но цирк был тот же самый, тот же вход с вестибюлем на обе стороны. В тот раз у меня уже и билет был, я мог бы войти, но потом во сне все перепуталось, и я опять не побывал внутри.
ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
НОВАЯ ЖИЗНЬ
С приятелем я встретился после обеда. Он давно не появлялся в этом кафе, но сейчас занял свой старый столик. Он не писал, не читал, а просто сидел, уставившись в одну точку. Тем не менее он не казался ни скучающим, ни усталым.
Когда я подсел к нему, он поздоровался со мной коротко и решительно, голосом человека, знающего цену обычному приветствию и не желающего придавать ему большего значения, чем оно того заслуживает. Его решительный, ясный и спокойный взгляд остановился на моем лице; он смотрел мне прямо в глаза, как бы излучая необыкновенный оптимизм, спокойствие и душевное равновесие. Признаюсь, на минуту я даже смутился.
Мужчины после обеда беседовали в курительной комнате. Разговор зашел о неожиданных наследствах, о необычных завещаниях. Г-н Ле Брюман, которого называли то знаменитым мэтром, то знаменитым адвокатом, облокотился на камин и взял слово.
— В настоящее время, — сказал он, — мне поручено разыскать наследника, исчезнувшего при исключительно тяжелых обстоятельствах. Это одна из простых и жестоких драм повседневности, один из тех случаев, которые могут произойти каждый день, а между тем я не знаю ничего ужаснее. Вот послушайте.
Вы спрашиваете, сударыня, не издеваюсь ли я над вами. Вы не верите, чтоб человек никогда не был сражен любовью. Так вот, я никогда не любил, никогда!
Отчего так? Не знаю. Никогда я не испытывал того особого сердечного опьянения, которое зовется любовью. Никогда не предавался я тем восторгам, тем грезам, тому безрассудству, в какие повергает нас образ женщины. Меня никогда не преследовало, не захватывало, не воспламеняло, не приводило в экстаз предвкушение или самое обладание существом, которое внезапно стало бы для меня желаннее всех радостей, прекраснее всех созданий, дороже всей вселенной.
— Дорогие мои, — сказала графиня, — пора вам идти спать.
Трое детей, две девочки и мальчик, встали и поцеловали бабушку.
Потом они подошли попрощаться с г-ном кюре, который по четвергам обыкновенно обедал в замке.
Аббат Модюи посадил двоих ребят к себе на колени, длинными руками в черных рукавах обнял их и, притянув к себе детские головки отеческим жестом, поцеловал в лоб долгим нежным поцелуем.
Потом он спустил их на пол, и малыши удалились; мальчик впереди, девочки — за ним.
Замок старинной архитектуры стоит на холме, поросшем лесом. Высокие деревья окружают его темной тенью, аллеи беспредельного парка уходят — одни в лесную чащу, другие — в соседние поля. Перед фасадом замка, в нескольких шагах от него, расположен каменный бассейн, в котором купаются мраморные дамы; дальше такие же водоемы спускаются уступами до самого подножия холма, а заключенный в русло источник бежит от одного бассейна к другому, образуя каскады. И самый дом, жеманный, как престарелая кокетка, и эти отделанные раковинами гроты, где дремлют амуры минувшего века[1]
Он медленно угасал, как угасают чахоточные. Я видел его ежедневно, когда он около двух часов дня выходил посидеть у спокойного моря на скамье возле гостиницы. Некоторое время он сидел неподвижно под жгучим солнцем, устремив печальный взгляд на лазурные воды. Иногда он обращал взор к высокой горе с туманными вершинами, которая замыкает собою Ментону, потом медленным движением скрещивал длинные, костлявые ноги, вокруг которых болтались суконные брюки, и раскрывал книгу, всегда одну и ту же.
Блестящее писательское дарование Ги де Мопассана ощутимо как в его романах, так и самых коротких новеллах. Он не только описывал внешние события и движения человеческой души в минуты наивысше го счастья или испытания. Каждая новелла Мопассана – это точная зарисовка с натуры, сценка из жизни, колоритный образ мужчины или женщины, молодежи или стариков, бедняков или обитателей высшего света.
Произведение входит в авторский сборник «Лунный свет».
Блестящее писательское дарование Ги де Мопассана ощутимо как в его романах, так и самых коротких новеллах. Он не только описывал внешние события и движения человеческой души в минуты наивысше го счастья или испытания. Каждая новелла Мопассана – это точная зарисовка с натуры, сценка из жизни, колоритный образ мужчины или женщины, молодежи или стариков, бедняков или обитателей высшего света.
Произведение входит в авторский сборник «Лунный свет».
Блестящее писательское дарование Ги де Мопассана ощутимо как в его романах, так и самых коротких новеллах. Он не только описывал внешние события и движения человеческой души в минуты наивысше го счастья или испытания. Каждая новелла Мопассана – это точная зарисовка с натуры, сценка из жизни, колоритный образ мужчины или женщины, молодежи или стариков, бедняков или обитателей высшего света.
Произведение входит в авторский сборник «Лунный свет».
ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
ОТЕЦ
Вот уже тридцать лет подряд мой отец отправляется на службу ровно в половине восьмого утра, ровно в час приходит обедать, в три снова уходит и возвращается домой к восьми вечера, точно к ужину.
Меня он будит в семь утра, мы делаем обтирание холодной водой, вместе завтракаем за большим обеденным столом, затем отец просматривает мое расписание, проверяет, беру ли я с собой все нужные учебники. За обедом мы снова встречаемся, и я должен рассказать, кто и как отвечал на уроках, на чем мы остановились и что нам задали на завтра.
ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
ПЕРВОБЫТНЫЙ ЧЕЛОВЕК
Вечером мне страшно захотелось спать, и я задремал над иллюстрированным изданием "Истории человечества", раскрытым на той самой странице, где в качестве иллюстрации к тексту был помещен рисунок "Первобытный человек". Мне кажется, во сне я уронил книгу; короче говоря, первобытный человек сошел со страницы, и, когда я внезапно очнулся, было уже поздно: он сидел напротив меня, на другом конце стола. Я сразу узнал его по заросшему жесткой щетиной лицу, выпирающим скулам, по дикому блеску глаз и страшным зубам. К тому же в руке его была зажата та самая дубинка, при помощи которой, как установил Дарвин, дикари обычно расправлялись со своими врагами.
ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
ТРИУМФ АБРАКАДАБРЫ
Я уже рассказывал вам о языке абракадабры и жаловался на то, как один тип совсем сбил меня с толку, болтая глупости вроде следующей: "Прошу тебя, будь добр кисера мера бегесарт пятью кронами". Я ни бельмеса не понял из того, что он мне говорил, решил, что, наверно, я свихнулся, и в растерянности сунул ему эти пять крон.
Этот мой рассказ, к моему величайшему удивлению, вызвал у широкой публики настоящий фурор. Я стал получать пачки писем, в которых мои читатели просили меня срочно дать пояснения, вышел ли уже из печати словарь и учебник абракадабрского языка и где их можно приобрести. Меня почтила своим вниманием даже Академия наук, направившая мне длинное послание, в котором развивалась мысль о том, что такие слова, как "кисера", "мера" и "бегесарт" не являются, собственно говоря, бессмыслицей, как, грешным делом, думал я, а безусловно имеют значение, которое вполне доступно пониманию академиков. Поэтому на предстоящей сессии Академии наук мне даже предлагалось сделать обстоятельный доклад. И впервые в жизни я оказался вознесенным на вершину славы.
ФРИДЬЕШ КАРИНТИ
УЧУ СЫНА
- Если в девяти печах за пять с половиной суток сгорает двенадцать кубометров буковых дров, то за сколько времени в двенадцати печах сгорит девять кубометров буковых дров... Если в девяти печах...
Я сижу за письменным столом и что-то читаю. Сосредоточиться не могу. Из соседней комнаты уже в тридцать пятый раз слышу одну и ту же фразу.
Что еще там за буковые дрова?.. Придется вмешаться.
Габи, согнувшись в три погибели за столом, грызет наконечник ручки. Я делаю вид, что зашел сюда совсем не из-за него, и роюсь в книжном шкафу. Габи искоса посматривает в мою сторону, я хмурю брови, словно напряженно думая о своем, и делаю вид, что не замечаю его. Я знаю, о чем он сейчас мечтает; про себя я упрямо, машинально повторяю: "Если девять километров бука... двенадцать кубометров... сколько тогда печей..." Что за ерунда! Стоп, как же там?