Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке'
Козловски Юджин Зеб
Коды комического в сказках Стругацких
"Понедельник начинается в субботу"
и "Сказка о Тройке"
Перевод выполнен А.Кузнецовой
Благодарности
Выражаю свою благодарность и искреннюю признательность моему консультанту профессору Хонгору Уланоффу (Hongor Oulanoff) за его советы, руководство и полезную критику, высказанные при написании этой книги. Также выражаю благодарность другим членам консультативного комитета, профессору Франку Силбаджорису (Frank Silbajoris) и профессору Ежи Кшижановскому (Jerzy Krzyzanowski) за их предложения и комментарии. И отдельная благодарность - моей терпеливой жене Джуди за ее счастливое настроение, сделавшее мое исследование возможным.
Коды комического в сказках Стругацких 'Понедельник начинается в субботу' и 'Сказка о Тройке' скачать fb2, epub бесплатно
Очерки, эссе, информативные сообщения советских и зарубежных публицистов рассказывают о судьбах книг в современном капиталистическом обществе. Приведены яркие факты преследования прогрессивных книг, пропаганды книг, наполненных ненавистью к социалистическим государствам. Убедительно раскрыт механизм воздействия на умы читателей, рассказано о падении интереса к чтению, тяжелом положении прогрессивных литераторов.
Для широкого круга читателей
Режиссеры фантастических фильмов любят помещать своих героев в виртуальные миры. Физическое тело лишь слегка подергивается, а героям кажется, что они бегают по горам и долам, спасая кого-то, спасаясь сами… Ну, и найдите мне отличия между этими героями и читателем! Без электричества и проводов, без хитроумных схем книга делает то, о чем ученые пока только фантазируют. Итак, книга – это прибор, который в состоянии запустить читателя в виртуальный мир, созданный автором. И мы с вами будем говорить о том, как создаются эти миры и как сделать так, чтобы читатель действительно стал полностью наш, а тело его – слегка подергивалось. Мы будем говорить о мастере новых реальностей, о писателе.
В рубрике «Трибуна переводчика» — «Хроники: из дневника переводчика» Андре Марковича (1961), ученика Ефима Эткинда, переводчика с русского на французский, в чьем послужном списке — «Евгений Онегин», «Маскарад» Лермонтова, Фет, Достоевский, Чехов и др. В этих признаниях немало горечи: «Итак, чем я занимаюсь? Я перевожу иностранных авторов на язык, в котором нет ни малейшего интереса к иностранному стихосложению, в такой момент развития культуры, когда никто или почти никто ничего в стихосложении не понимает…»
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Хотите стать писателем? А узнать, как были созданы наши любимые романы? Читайте эссе Джима Батчера — «Писательское ремесло» о работе писателя, о принципах построения жанровой развлекательной литературы. И, разумеется, Джим не смог удержаться, чтобы не рассказать о своем опыте, в первую очередь, по циклу «Досье Дрездена»! А перевела статьи Батчера известный писатель Анастасия Парфенова (Настя-тор), автор фэнтезийного цикла «Танцующая с Ауте»; свое мнение она излагает под главами, и статьи от этого еще более интересны. На обложке: иллюстрация сетевого художника Brent Woodside.
В 1833 г. император Николай I подписал указ об утверждении песни «Боже, Царя храни» в качестве национального российского гимна. Уже почти сто лет в России нет царя, а мелодия Львова звучит разве что в фильмах, посвященных нашему прошлому, да при исполнении увертюры П.И.Чайковского «1812 год». Однако же призрак бродит по России, призрак монархизма. И год от года он из бесплотного, бестелесного становится все более осязаемым, зримым. Известный российский писатель-фантаст Роман Злотников одним из первых уловил эти витающие в воздухе флюиды и посвятил свою новую книгу проблеме восстановления монархии в России. Что ж, подхватим и мы вслед за ним величественную и гордую «Молитву русского народа», которая станет для нас своего рода путеводителем по такому своеобразному и неоднозначному произведению, каковым является роман «Виват император!».
Рассказы о жанрах фольклора, о встречах с интересными исполнителями, о собирателях фольклора
Новая книга прозаика Михаила Шишкина “Буква на снегу” – три эссе о творчестве писателей Роберта Вальзера, Джеймса Джойса и Владимира Шарова. “При жизни их понимали и любили лишь немногие ценители настоящей литературы. Большая жизнь их книг началась только, увы, после смерти. Так было с Вальзером и Джойсом. Не сомневаюсь, так будет и с Володей Шаровым. Для определения истинной величины таких авторов нужно расстояние. Я пишу о тех писателях, которые мне дороги и важны. Название «Буква на снегу» взято из концовки эссе о Вальзере. Мертвого писателя нашли дети на рождественской прогулке, его тело лежало на снегу, как буква нездешнего алфавита. Писатели становятся буквами, а буквы не знают смерти” (Михаил Шишкин).
Евгений Козловский
Душный театр. Книга пьес
* ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ... пьесав трех пьесах *
ВИДЕО. комическая драмав одном действии Людмиле Гурченко
лица:
Вера
место:
лаборатория видеозаписи в московском НИИ
время:
рабочий день восемьдесят первого года
Вера(в коридор). Я ничего не перепутаю, мальчики. Нажать зеленую кнопку, загорится лампочка, потом пройдут полосы. И ничего вам не поломаю. В вашем присутствии я буду чувствовать себя... недостаточно свободно. Спасибо.
Евгений Козловский
Голос Америки
научно-фантастический эпилог
Черт возьми! Такая уж надувательная земля!
Н. Гоголь. "Игроки"
Проводив взглядом рванувшегося от главного входакрасно-белого жучкаскорой, в недракоторого с мешающей помощью ТрупцаМладенцаМалого только что был внесен генерал Малофеев (говорят, его Трупец и отравил, -- КатькаКишко, едко пахнущая половыми секретами, прошипелаиз-заспины таинственным голосом последнюю сплетню, -- впрочем, что же? почему бы и не Трупец? почему бы и не отравил?), -- жучок умудрился-таки найти щелку в непрерывной, неостановимой, темно-зеленой ленте прущих по набережной военных грузовиков и, полавировав внутри нее, скрылся заизлучиною, -- Никитавдруг подумал, что внезапное заболевание генераламожет привести к таким последствиям, о каких страшно бредить и в бреду, и еще подумал, что слишком далеко его, Никиту, кажется, занесло, далеко и совсем не туда. Он и раньше чувствовал, что его несет не туда, но то было несет, атеперь -- занесло уже, занесло окончательно, и ясное сознание этого фактапришло в голову впервые.
Евгений Козловский
Я обещала, и я уйду...
история любви и смерти
02.11.90 Снега намело немного, и поверх его ветер со скоростью и визгом полунощного рокерагнал мелкую пыль. Здесь это называлось хакас.
Впрочем, внутри, в белом кабинете городской больницы, воздух был тепл и недвижен -- только оконные стекламерзко позванивали под аэродинамическим напором ночной -- в пять часов дня -- наружи.
Вертелись кассеты настареньком ЫРепортереы. Девушкав наушниках одну руку держаланаоконном стекле, другую -- с микрофоном -- у рта, и последнее явно вызывало у интервьюируемого игривые ассоциации.
Евгений Козловский
К'гасная площадь
Памяти Евгения Харитонова
1. ДОЛГОМОСТЬЕВ И ЕГО РОЛЬ Сжимая в потной руке букет желтых астр, Долгомостьев переминался с ноги наногу у парапетаИсторического, насамом обрезе огромной, пустынной, покатой, словно Земля из космоса, Красной площади. Синее небо, напитанное сияющим солнечным светом, представлялось Долгомостьеву вопиюще неорганичным в контексте данной географической точки, и действительно: положено было бы идти дождю, но, по слухам, артиллеристы с ракетчиками, специально к Олимпиаде, ежедневно разгоняли тучи над Москвою, расстреливая в воздух -- пылью -- тонны золотаи платины, и, возможно, слухи эти имели под собою определенные основания: едваокончилась третьего дня церемония открытия Игр, как над вымершим, одною, казалось, милицией населенным городом с удвоенной силою, словно наверстывая, ударил дождь и лил до утра. Впрочем, Долгомостьев, все лето занятый натурными съемками в Эстонии и вырвавшийся в столицу наденек -- специально, чтобы встретить Рээт, -- слухов не слышал и о третьеводенешнем дожде не знал, анеорганичность ощущал потому, что Москву всегдапредставлял в сырости и тумане, даже, кажется, зимою, даже в Новый год, и ни безводное лето, не столь давнее, когдаудушливо горели торфяники и лесавокруг, ни еще менее давняя зимас морозами засорок, с полопавшимися трубами отопления и троллейбусными проводами, оставаясь в памяти, общего впечатления разрушить не могли. Другое дело -- Ленинград. Долгомостьевград. Тот, напротив, когдаб ни приехал Долгомостьев: зимой ли, летом ли, осенью, -всегдапредставал непасмурным. По Долгомостьеву получалось, будто самаприрода, хоть и с национальной медлительностью, аподчинилась российской литературной традиции и известному постановлению Совнаркома, -- и потянулись вслед правительству в новую имперскую столицу гниль, плесень, насморки, запах болотаи ощущение непрочной упругой корочки между ногой и вязкой бездною. Одних только наводнений покуданедоставало.