Из записок карандаша

Сергей Криницын

ЗАМЕТКИ ПО ПОВОДУ

или

ПОДОHОК, СЫH ПОДОHКА

*

...Лишь стая галок вдруг пробьет

Стену хрустального молчанья,

И он испуганно замрет

И, оборвав воспоминанья,

Услышит листьев стук об лед

И не упавших ожиданье.

(желто-зеленый клен, стоявший у пересечения проспекта и улицы одного и того же имени, печально раскинув ветви "в морозной утренней глуши", вспомнился мне как раз потому, что, когда я писал этот осенний сонет в Минске, в октябре 1987 года, по пути в кафе, он показался мне призраком, покинувшим наш мир и в то же время - вот он, передо мной, неподвижный, медленно забывающий обо всем, - неподалеку от консерватории, от кафе "Пингвин", в котором собирались местные хиппи и куда местная шпана ходила их бить, - кафе, в котором и я провел немало часов, но об этом чуть позже)

Сеpгей Кpиницын

Новые стихи

HОВЫЙ СТЕHЬКА

Моя невеста кормит рыбок

по четвергам.

Ее оскал глубок и гибок,

красив и прям.

Сопя и нижний рот разинув

до самых глаз,

она кусает губ резину в

двадцатый раз.

И, отшвырнув на землю блюдо,

я говорю:

гляди сюда - аз ем. Люблю до

того, что хрю;

Что мне пираньины страданья,

коль дома - жор?

Все чешую тебе отдам я

Полынская Галина

Я - король!

Я - король, я - король, я сильный, мудрый и свирепый. Я такой свирепый, что все меня боятся. И даже я сам себя боюсь. Но, я очень справедливый и умный. Я красивый. Я такой красивый, что все меня любят. И я сам себя люблю. Я - король, я - король... Я всегда был королем, я был рожден королем, я умру королем. Я богатый, я великий, я могущественный... я - король, я - король, я - король... Нет! Не могу больше! Сколько можно! Никакой я не король! Не могу я себя в этом убедить, не помогает самовнушение! Не могу я быть королем, потому что я не король!

В. Потапов

(Москва)

Золотой медведь

Настало лето. Отцвели в лесах ландыши, в палисадниках и садах черемуха, утратила майскую яркость и свежесть листва. С юга часто налетали грозы, поливали землю теплым благодатным дождем. По вечерам обильная роса падала на траву, и над рекой поднимались парные туманы...

Июньский вечер потухал, готовясь уступить место перемигивающейся редкими звездами ночи. Воздух был теплым и влажным. Из лесу налетел ветер, пронесся по селу, кружа пыль и мусор, и стих на лугах. Словно кто-то невидимый заполнил все пространство, каждый закоулок, щель, вызнал то, что хотел, и скрылся.

Радий Радутный

Добрый дядя оператор

Четвертый час битвы начался спринтерским забегом[AK1]. Два демона, отчаянно матерясь, волокли бочку с порохом к столь удачно поставленной в узком ущелье башне, рыцари, двинувшиеся было следом, были встречены дождем стрел со специально утяжеленными наконечниками и так же поспешно откатились назад. Через мгновение и по той же причине демоны стали похожи на подушечки для иголок, но слабея и оставляя за собой черно-кровавый след, все же не останавливались. Появились драконы. Струи напалма ударили с неба, сметая незадачливых защитников цитадели, один из демонов споткнулся и чуть не упал рыцари отреагировали дружным стоном, но еще через мгновение странное существо в черном плаще с капюшоном взмахнуло рукой и бросило навстречу живым огнеметам несколько сверкающих зеленоватых вихрей. Пронзительный визг сопровождал это непонятное действие, и даже лучники, прикрытые толстыми стенами башни, с криками охватили головы руками. Вихри смерти , как обычно, подействовали хорошо, драконы, потеряв двоих, развернулись было к колдуну... и в этот момент демоны с хохотом сунули факелы в порох.

Всеволод Ревич

На земле и в космосе

Заметки о советской фантастике 1980 года

Содержание

Всеволод Ревич. На земле и в космосе

Библиография Советской фантастики. 1979 год

Библиография Советской фантастики. 1980 год

В 1979-80-е гг. журнал "Уральский следопыт" провел анкету среди наших ведущих писателей-фантастов. Приятно отметить единодушие, с которым все отвечающие отвергли какое бы то ни было противопоставление фантастики остальным видам художественной литературы. Предмет художественной литературы, а следовательно, и предмет фантастики, коль скоро мы отнесли ее к художественной литературе, - человек. Данные анкеты позволяют считать такую точку зрения победившей. И уже хотя бы в окончательном утверждении этого факта - большое значение проделанной журналом работы, потому что споры о том, какой должна быть наша научная фантастика, все еще продолжаются, открыто или завуалированно, самими произведениями.

Нелегко жить в обратном времени, даже если ты — Мерлин Великий. Иной подумал бы, что это не так, что все чудеса будущего сохранятся в твоей памяти… однако воспоминания тускнеют и исчезают гораздо быстрее, чем можно было надеяться.

Я знаю, что Галахад победит в завтрашнем поединке, но имя его сына уже выветрилось, исчезло из моей памяти. Да и будет ли у него сын? Проживет ли сей рыцарь достаточно долго, чтобы передать свою благородную кровь потомству? Сдается мне, проживет — вроде бы я качал на колене его внука, — но и в этом я не уверен. Воспоминания ускользают от меня.

Константин Рогов

"Они никогда не успокоятся..."

Снова и снова я задаю себе вопpос. Раз за pазом. Hа его обдумывание я тpачу большую часть своего свободного вpемени. Hе то чтобы у меня его было много - этого свободного вpемени, но pаз уж оно есть... Его надо чем-нибудь занять. Матpица не обpащает на это внимания. Свободных pесуpсов у нас больше, чем достаточно.

-=-==---=--=--=-=----=----=-=---=-=---==---=-=-=

Вызов. Опять. Кажется они никогда не успокоятся. Род человеческий слишком беспокоен.

Константин Рогов

Wonderland2000

Пеpвые двадцать лет своей жизни

он был настоящим пленником, хотя и не

всегда это понимал. Последние два года...

Последние два года - сплошная катастpофа,

гоpько пpизнался он себе. И сейчас - его

последний шанс. А что дальше? Об этом

лучше не думать. Hет смысла. Hет, на этот

pаз все получится.

Lois M. Bujold "Mirror Dance"

Чеpное небо над головой. Тусклые огни гоpода где-то pядом. И шелестящий дождь, тихий и холодный. Вот ты стоишь на самом кpаю, а пеpед тобой - пустота. Девять этажей - вниз, вниз и вниз... Это не кpоличья ноpа, Алиса. Это замеpшая бездна, жадно ждущая твоего пpихода. Я стою спpава от тебя. Мой вpаг стоит слева. Тебе не хочется умиpать, но тогда тебе пpидется pешать, Алиса. Тебе, девочка. Только тебе pешать. Я не знаю, плачешь ли ты, или это пpосто дождь на твоем лице. Пpосто...

Александр Ромаданов(Алексрома)

Последний из эмпириков

Он был облечен в одежду,

обагренную кровию.

Имя ему: Слово Божие.

Откровение 19,13.

Муркинд был стихийным философом, из тех, кого называют "доморощенными". Сам себя он называл эмпирио-гностиком. Его не устраивали абстрактные умозаключения, он все проверял на себе. Например, чтобы убедиться в материальности мира, он бил себя кулаком по лбу. Доказательство примитивное, но неоспоримое. Особо Муркинд гордился тем, что в мире, кроме него, практически не осталось эмпириков. Почему они вымерли, его не очень волновало, главное, он чувствовал себя мыслителем-одиночкой. Ему нравилось слово "индивидуум": в нем было и что-то от индусов с их древней мудростью, и "вид", и "ум".