Импровизаторы (Картинка с натуры)

Импровизаторы (Картинка с натуры)

Н.С.Лесков

Импровизаторы

(Картинка с натуры)

Приходи, моя милая крошка,

Приходи посидеть вечерок.

А. Фет.

Одни представляли ее

себе в виде женщины,

отравляющей воду, другие

в виде запятой. Врачи

говорили, что надо убить

запятую, а народ думал,

что надо убить врачей.

С. Смирнова ("Нов. вр.",

18 ноября 1892).

I

Остроумная писательница, из последнего литературного этюда которой я выписал этот эпиграф, обрисовывает дело чрезвычайно верно. Когда летом 1892 года, в самом конце девятнадцатого века, появилась в нашей стране холера, немедленно же появилось и разномыслие, что надо делать. "Врачи говорили, что надо убить запятую, а народ думал, что надо убить врачей".

Другие книги автора Николай Семенович Лесков

В книгу вошли лучшие произведения писателя о трагических судьбах талантливых людей из народа: «Тупейный художник», «Левша», «Очарованный странник», а также повесть «Леди Макбет Мценского уезда» – история бунта женской души против мертвящей обстановки купеческой среды, история всепоглощающей, безумной страсти, ради которой героиня готова на все, даже на убийство…

Несколько лет назад в Петербург приехала маленькая старушка-помещица, у которой было, по ее словам, «вопиющее дело». Дело это заключалось в том, что она по своей сердечной доброте и простоте, чисто из одного участия, выручила из беды одного великосветского франта, – заложив для него свой домик, составлявший все достояние старушки и ее недвижимой, увечной дочери да внучки. Дом был заложен в пятнадцати тысячах, которые франт полностию взял, с обязательством уплатить в самый короткий срок.

Событие, рассказ о котором ниже сего предлагается вниманию читателей, трогательно и ужасно по своему значению для главного героического лица пьесы, а развязка дела так оригинальна, что подобное ей даже едва ли возможно где-нибудь, кроме России.

Это составляет отчасти придворный, отчасти исторический анекдот, недурно характеризующий нравы и направление очень любопытной, но крайне бедно отмеченной эпохи тридцатых годов совершающегося девятнадцатого столетия.

Пронзительно-светлый рассказ об удивительном тульском мастере, сумевшем подковать блоху.

В рассказе раскрывается самобытность и удивительная красота русской души.

Катерина Измайлова — жена богатого купца, вышедшая замуж не по любви. Катерина, которая целыми днями мается от безделья, заводит себе молодого любовника Сергея. Любовь и страсть красавицы не знают границ и приводят к страшному преступлению. Впрочем, не единственному…

У домов, как у людей, есть своя репутация. Есть дома, где, по общему мнению, нечисто, то есть, где замечают те или другие проявления какой-то нечистой или по крайней мере непонятной силы. Спириты старались много сделать, для разъяснения этого рода явлений, но так как теории их не пользуются большим доверием, то дело с страшными домами остается в прежнем положении.

В Петербурге во мнении многих подобною худою славою долго пользовалось характерное здание бывшего Павловского дворца, известное нынче под названием Инженерного замка. Таинственные явления, приписываемые духам| и привидениям, замечали здесь почти с самого основаниям замка. Еще при жизни императора Павла тут, говорят, слышали голос Петра Великого, и, наконец, даже сам император Павел видел тень своего прадеда. Последнее, без всяких опровержений, записано в заграничных сборниках, где нашли себе место описания внезапной кончины Павла Петровича, и в новейшей русской книге г. Кобеко. Прадед будто бы покидал могилу, чтобы предупредить своего правнука, что дни его малы и конец их близок. Предсказание сбылось.

Расскажу вам одно истинное событие, о котором недавно вспомнили в одном скромном кружке, по поводу замечаемого нынче чрезмерного усиления в нашем обществе холодного и бесстрастного эгоизма и безучастия. Некоторым из собеседников казалось, что будто прежде так не было, – им сдавалось, будто еще и в недавнее время сердца были немножко потеплее и души поучастливее, и один из собеседников, мой земляк, пожилой и весьма почтенный человек, сказал нам:

В сборник Н. С. Лескова (1831–1895) – самобытного писателя и создателя уникального сказового стиля – вошли повести и рассказы, герои которых составляют своеобразную «галерею» русских праведников. Обращаясь к жанру святочного рассказа («Жемчужное ожерелье», «Неразменный рубль» и др.) или к истории первых веков христианства («Лев старца Герасима»), автор ведет своих персонажей по пути истинной любви. По словам героя повести «Запечатленный ангел»: «Ангел в душе живет, но запечатлен, а любовь освободит его». Произведения Лескова раскрывают перед читателем, как преодолевая тяжелые испытания, люди обретают подлинный смысл жизни.

Популярные книги в жанре Русская классическая проза

Николай Эдуардович Гейнце, автор целой библиотеки исторической остросюжетной беллетристики, был известен всей читающей дореволюционной России. В своих романах, обращены они к личностям государей или «простых смертных», попавших в их силовое поле, он ищет тот государственный стержень, который позволяет человеку оставаться Человеком в любых обстоятельствах.  СОДЕРЖАНИЕ:  ♦ СЦЕНЫ ИЗ ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЖИЗНИ • Торжество добродетели. • Современные сестрицы. • Дорогая шляпа. • Чековая книжка. • Выигрышный билет. • Этажом ошибся. • Вечный жених. • От Москвы до Петербурга. ♦ МЕЛКИЕ РАССКАЗЫ • Бессилие искусства. • Исповедь. • В цирке. • Портрет. • Петербургская субретка. • Первая подлость.

Роман «Железный доктор» открывает в серии «Polaris» впервые издающееся собрание сочинений А. О. Эльснера (1856 — после 1916), забытого прозаика, поэта, драматурга и автора фантастических и оккультных романов. «Железный доктор» — вероятно, первый в русской литературе роман о серийном убийце. Это неоготический роман ужасов, полный страстей, видений и трупов. Героя книги, модного доктора Кандинского, сегодня назвали бы классическим социопатом. Себя и свой холодный скептический разум Кандинский ставит превыше всего человечества, не верит ни в добро, ни в зло, воспринимает людей как биологические «машины» и жестоко расправляется с пациентами, видя в этом способ избавить мир от бессмысленных страданий.

Шелков и сердился, и смеялся, и убеждал – ничто не помогало. Актриса Моретти, поддерживаемая своей подругой Сонечкой, упорно долбила одно и то же.

– Никогда не поверим, – пищала Сонечка.

– Чтобы вы, такой испорченный человек, да вдруг не пробовали кокаину!

– Да честное же слово! Клянусь вам! Никогда!

– Сам клянется, а у самого глаза смеются!

– Слушайте, Шелков, – решительно запищала Сонечка и даже взяла Шелкова за рукав. – Слушайте – мы все равно отсюда не уйдем, пока вы не дадите нам понюхать кокаину.

Сборник небольших рассказов М. Корелли, написанных в Викторианскую эпоху, в которых писательница затрагивает вечные темы добра и зла, любви и ненависти, а также освещает проблему упадка социальной нравственности. В оригинале рассказы публиковались в Англии, в сборнике «Cameos» (1919 г.).

В литературу русский писатель — прозаик и поэт, фольклорист — Михаил Дмитриевич Чулков (1744–1792) вошел как автор сборника литературных и бытовых повестей «Пересмешник, или Славенские сказки» и романа «Пригожая повариха, или Похождение развратной женщины». Обращаясь к авантюрно-бытовому роману, писатель придает повествованию колорит исторического предания. В «Пригожей поварихе…» Чулков создает русский вариант плутовского романа: в центре его судьба женщины из народа — солдатской вдовы. Сюжетом «Сказки о рождении тафтяной мушки» являются похождения «студента» Неоха («неунывающего») в древнем Новгороде и других княжествах древних славян. Произведения Чулкова отличаются живой интригой, быстрым развитием сюжета, легким сказовым стилем повествования, — благодаря этому они не потеряли своей занимательности для читателя.

Александра Осиповна Ишимова (1804–1881) – русская детская писательница, переводчица, педагог. За основу будущей исторической книги «История России в рассказах для детей» (1836) была взята «История» Карамзина, которую А.О. Ишимова перечитала несколько раз. Известно, что над своей книгой писательница работала шесть лет. Написанная для детей, «История» А. Ишимовой интересна и взрослому читателю: в ней собрана обширная информация о тысячелетней истории Отечества. За свой исторический труд писательница получила почётную Демидовскую премию Российской академии наук.

Кроме работы над книгой, А.О. Ишимова преподавала, переводила с английского, а также занималась издательской деятельностью. С 1841 по 1862 год писательница издавала детский журнал «Звёздочка».

О творчестве А.О. Ишимовой высоко отзывались В.А. Жуковский, А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь и другие великие писатели.

Известный русский критик В.Г. Белинский так оценивал творчество писательницы: «История» госпожи Ишимовой – важное приобретение для русской литературы: так богато сочинение её другими достоинствами, между которыми первое место занимает превосходный рассказ и прекрасный язык, обличающие руку твердую, опытность литературную, основательное изучение предмета, неутомимое трудолюбие».

«Андалузские легенды» — захватывающая книга русского писателя Евгения Андреевича Салиаса (1840–1908). Фантастический сборник автора включает рассказы «Три пряхи», «Оборотни», «Дубинка дяди Хозара» и «Чудотворная пальма». В число других произведений Е. А. Салиаса входят «Еврейка», «Сенатский секретарь», «Манжажа», «Экзотики», «Француз», «Фрейлина императрицы», «Машкерад» и «Филозоф». Всероссийскую славу Евгению Андреевичу Салиасу принесли авантюрные сюжеты, где единственную конкуренцию прозаику составлял Александр Дюма.

На окраине большого губернского города, в переулке, среди ветхих сереньких домиков, неказистых и неопрятных, выделялся один очень пригожий и миловидный. Весь домик казался новеньким с иголочки, а он уже существовал лет тридцать. Внутри все комнаты, пять-шесть, тоже отличались опрятностью. За домом был просторный, чистый двор и небольшой садик с клумбами цветов посередке и с зелеными скамеечками. Повсюду виден был хозяин, деятельная рука и заботливое око.

Оставить отзыв
Еще несколько интересных книг

Лесков Николай Семенович

Легенды о совестном Даниле

Пристрастие не дальновидно, а

ненависть вовсе ничего не видит.

Исидор Полусиот (Письмо к Кириллу)

Легко тому, чьё сердце не знает

состраданья, но пусть он, однако, не

радуется, ибо его постигнет жестокое

мучение и оно начнёт терзать его тог

да, когда он будет уже не в состоянии

исправить свою вину. Огонь гиенский,

по моему суждению, есть не что иное,

Н. С. Лесков

Литератор-красавец

Быть так Чуриле сам господь повелел.

Былина о красном Чуриле Опленковиче.

Перед нами литературное явление такого оригинального свойства, что его совершенно неудобно не заметить и почти преступно пройти молчанием.

С литературой нашей в последнее время поступали часто весьма странно: с ней обращались как с орудием партий, как с лавочкой, в которой выгодно торгуется тем или другим товаром, но с ней еще никто никогда не обращался как с средством рекламировать перед публикою стройность своего стана, эластичность своих мышц, блеск голубых очей, свое остроумие, великое обаяние своих талантов, свою храбрость с мужчинами и свою непобедимость у женщин. Но дошло, наконец, на днях и до этого: в русской литературе явился богатырь совершенно непобедимой красоты и столь же совершенно непобедимого бесстыдства. Этот литератор - красавец Чурила Опленкович, называется господином Авенариусом и рекламирует себя во "Всемирном труде", издающемся в Болотной улице, в Петербурге.

Николай Семенович Лесков

Несколько слов... о духоборских и других сектах

НЕСКОЛЬКО СЛОВ ПО ПОВОДУ ЗАПИСКИ ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОГО МИТРОПОЛИТА АРСЕНИЯ О ДУХОБОРСКИХ И ДРУГИХ СЕКТАХ

I) Высокопреосвященный Арсений, в начале составленной им записки о сектантах, говорит, что "тамбовская епархия, подобно другим епархиям, довольно обильна сектантами, если измерять обилие их не столько числом, сколько степенью загрубелости и ожесточения их" (Труды Киевской Духовной Академии. - 1875. - Февр. - С. 149). Мне кажется, что "измерять обилие" не числом, а "степенью" крайне неудобно. Приняв такой метод измерения, весьма легко прийти к заключениям произвольным и неправильным. Например, можно сказать: "Васильков от Киева очень далек, если измерять расстояние не количеством верст, а степенью запущенности гадкой дороги". На самом деле между этими городами все-таки будет только 38 верст, а не более. II) На этой же странице читаем: "Причины и побуждения, заставившие сектантов уклоняться от господствующей веры и общественного порядка, у всех одинаковы: это честолюбие, своекорыстие, плотоугодие и самоуправство в начальниках, а невежество и бессознательная подражательность, завлеченная и отуманенная порывом, имеющим вид добродетели, - в толпе им слепо верят". Причины уклонения не у всех сектантов одинаковы: раскольник буквенного характера и сектант пиетистического духа уклоняются от господствующей церкви по совершенно различным причинам и побуждениям. Блюдя краткость в моих заметках на записку митрополита Арсения, я не могу разъяснять здесь всех этих различий, но они хорошо известны всем, более или менее знакомым с характером русского сектантства. "Слепая вера" толпы, по-моему, здесь вспомянута тоже совсем не у места: кто слепо верит, тот не уклоняется, ибо, не умствуя, держится того, во что "слепо верит". Чтобы изменить веру, надо прежде окритиковать ее так или иначе и пожелать искать лучшую, чему мы и видим доказательство, например, в современных южнорусских штундистах. Люди эти начали с того, что стали критически сравнивать свою православную нравственность с нравственностью людей, живущих "в колонках", и соблазнились, что "там честнее". По религиозности своей они стали критически сравнивать веру и впали в новое заблуждение, найдя, что "в колонках вера лучше, ибо учительнее". Теперь же мы видим в этих критиканах людей, осуждающих своих предков за то, что они "дрались за веру", тогда как по штундистскому верованию "вера силою не защищается и не поддерживается". Tут можно видеть, что угодно, но только не слепоту. III) На стр. 150 сказано: "старообрядцы ведь и всегда сами на себя похожи", - замечание глубоко верное: за Кавказом, в Турции, в Австрии они "везде сами на себя похожи", и очень жаль, что этого же самого нельзя сказать о наших церковных людях, которые очень охотно делаются "на себя не похожи" - католичатся, немчатся и даже считают иногда безверие признаком просвещенности. IV) На сей же странице достопочтенный автор записки говорит, будто бы правительство "в законных (!) постановлениях" о молокано-духоборческой ереси "подводит ее под одну категорию с обыкновенными сектами раскольническими". Это совсем не так: в нашем законодательстве ересь молокано-духоборческая поставляется во многие особые условия, от которых свободны другие раскольники. Не перечисляя всех этих особенностей, укажу лишь на то, что еретиков духоборческого толка высылали с мест их жительства целыми селениями, и кроме того они подвергнуты другим ограничениям; так, по IV тому свода законов: "молоканы, духоборцы, иконоборцы, иудействующие и скопцы" лишались права ставить наемных рекрут иначе, как из своей среды. Из этого, кажется, ясно видно, чти положение этих еретиков отнюдь не заурядное со всеми раскольниками. V) На стр. 152 господин митрополит говорит; "молокано-духоборческая секта имеет две стороны: одну - религиозную, а другую - политическую. Первую она небоязненно высказывает ибо знает, что за веру не преследуют (?!), хотя о некоторых более важных предметах религии, о некоторых местах в книгах Св. писания объясняется двусмысленно загадками и иносказаниями, а вторую (т.е. политическую) тщательно скрывают". Во-первых, как я выше сказал, едва ли справедливо утверждать, что еретиков молокано-духоборческой секты за веру совсем не преследуют; во-вторых, "иносказательные" толкования книг Св. писания сими еретиками, в значительной мере, берутся из книги "Ключ Разумения", о которой упоминал, между прочим, в своем изъятом из обращения сочинении бывший студент киевской духовной академии, Орест Новицкий (1*). Книга "Ключ Разумения" написана писателем православным и даже известным борцом за православие, и нужно удивляться, что на книгу эту, служащую пособием к своеобразному толкованию Св. писания у русских сектантов духоборческого толка, до сих пор не обращено должного внимания нашею духовною критикою; скажу более: при многих моих столкновениях с представителями нашего клира я убедился, что большинство духовных лиц даже вовсе не знают, что в сей книге заключается. Удивительное небрежение этого всего более непонятно там, где вокруг ходит учение духоборцев, нередко проповедующих с прямыми ссылками на книгу "Ключ Разумения" (2*)- И наконец, третье: у сектантов духоборческой ереси, может быть, и есть свои политические взгляды, но я ни от одного из них никогда не слыхал, чтобы они небрегли благосостоянием и целостию государства или зломыслили о его верховном правителе.

Н. С. Лесков.

Николай Гаврилович Чернышевский в его романе "Что делать?"

(ПИСЬМО К ИЗДАТЕЛЮ "СЕВЕРНОЙ ПЧЕЛЫ")

Черт не так страшен, как его рисуют!

Роман Н. Г. Чернышевского "Что делать?" кончился в майской книжке "Современника". Русская критика теперь занята: она думает, что ей делать с этим "Что делать?"

Кто читал самый роман и кого занимают отзывы, которые он должен вызвать у современной добросовестной критики, тот, разумеется, не станет искать этих отзывов в "Северной пчеле". Он станет искать их в так называемых толстых журналах, потому что в толстых журналах есть свои присяжные критики и в этих журналах места пропасть. Критику там можно разгуляться и тоску-скуку свою разогнать.