Гусь

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

Эха собрались в глубокой замкнутой со всех сторон котловине. Митинг протекал в образцовом порядке, так как эха присутствовавшие вторили любому из ораторов. Поэтому не возникало никаких трений, конфликтов и разноречий, затягивающих обычно собрания.

Первым взяло слово старое эхо из ущелья Семи Склонов.

– Моя память, – начало оно, – за время долгой работы по переноске звуков накопила немало обид. Надеюсь, что эхо собрания эх дойдёт до самых отдалённых отражающих плоскостей земли. Людям пора задуматься над чрезвычайно несправедливым распределением работы между ними, людьми, и нами, их звуконосцами. Вот, например, я: стоит какому-нибудь мальчишке закричать своё дурацкое «еге-ге», и я, несмотря на свои годы, принужден подхватить крик, бежать с ним сначала к одному скату долины Семи Склонов, оттуда, повернувшись под углом отражения, мчаться к другому склону, ну и так до семи раз. И это при моей одышке. Ведь мальчишка крикнул один раз, а я должно шляться с его криком семь раз. Вот уж подлинно: до седьмого пота. Где же тут справедливость, спрашиваю я вас?

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

Мало того, что Кржижановский, мало того, что Сигизмунд, так он еще и Доминикович. «Прозёванный гений» русской литературы. Читайте! Завидуйте! И продолжайте читать! Дабы правильно всё понимать и о первых, и о вторых, и о третьих в этой летописи — Русской литературе.

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

Сигизмунд Доминикович Кржижановский

Состязание певцов

1

Чайник, стоявший на желтых язычках греца, запел не сразу. Может быть, потому, что ему незачем было опережать сверчка. Сверчков, как известно, в щелях московских комнат не водится. Да и вместо печей - все больше витое железо калориферов. Торопиться чайнику было не к чему.

Сперва он завел слегка в нос - точнее, в чуть поддымленный эмалированный носик,- раскачиваясь на двух сиповатых нотах, затем скользящим портаменто перенесся на высочайший, тонкой нитью сматывающийся в воздух, звук.

Их было двое в нетопленой квадратной комнате дощатого дома, что у заставы. Бухгалтер и поэт. На счётах нечего было считать. Разве что смену правительства. Ещё вчера бухгалтер передвинул девятую белую костяшку справа налево по стержню. Бумага расползалась листовками, приказами, воззваниями по кирпичу и дереву стен и решительно отказывалась от каких-то там стихов.

Итак, оба были безработны. Деньги давно эмигрировали из их карманов и превратились в хлеб и дрова, давно съеденный и давно сгоревшие. Два человека, две лежанки, один стол, два табурета и одна трёпаная колода карт.

Мало того, что Кржижановский, мало того, что Сигизмунд, так он еще и Доминикович. «Прозёванный гений» русской литературы. Читайте! Завидуйте! И продолжайте читать! Дабы правильно всё понимать и о первых, и о вторых, и о третьих в этой летописи -- Русской литературе.

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

Сигизмунд Доминикович Кржижановский

Окно

1

Илья Ильич Витюнин, собственно, и не заметил, как превратился из господина Витюнина в товарища Витюнина.

.Он медленно, но упорно восходил по стержневой лестничке банковских счетов: сперва ему доверяли отщелкивать на стержне копейки и рубли - после он был допущен к сотням и тысячам - и наконец вошел в миллионы. Дальше над счетной рамой верхняя планка счетов, а над карьерой господина - товарища Витюнина низкий, высотой в дверцу собачьей конуры, выгиб кассового окошечка, а над окошечком пять вразумительных черных букв: КАССА.

Мало того, что Кржижановский, мало того, что Сигизмунд, так он еще и Доминикович. «Прозёванный гений» русской литературы. Читайте! Завидуйте! И продолжайте читать! Дабы правильно всё понимать и о первых, и о вторых, и о третьих в этой летописи -- Русской литературе.

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

«Прозеванным гением» назвал Сигизмунда Кржижановского Георгий Шенгели. «С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность», – говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Сейчас его называют «русским Борхесом», «русским Кафкой», переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают. Новеллы Кржижановского – ярчайший образец интеллектуальной прозы, они изящны, как шахматные этюды, но в каждой из них ощущается пульс времени и намечаются пути к вечным загадкам бытия.

Сигизмунд Доминикович Кржижановский

Московские вывески

1

Москва широка, а тротуары ее узки, оттого Москве и тесно: локти цепляют о локти; портфели тычутся в кули и корзины. Но заполненные тротуары обычно молчаливы. Шумит и грохочет булыжная мостовая, а на пешеходных обочинах тесно, но тихо: слова защелкнуты внутрь портфелей, сложены вчетверо в газетном киоске, запрятаны под картузы и шапки. Но если поднять глаза на 30 градусов вверх, слова тотчас отыщутся.

Паре глаз, случайно забрёдшей дальше заглавия, на эти вот строки, – тут нечего делать. Пусть глаза – чьи б они ни были – поворачивают обратно. В последующем тексте нельзя будет сыскать фантомов, порождённых бредом и сном, равным образом, рассказ пройдёт мимо фантомов аллегорических и символических: объект его – архипрозаичный, из дерева, резины и кожи, так называемый _медицинский фантом_. Точнее: одна из существеннейших его принадлежностей. Ну вот, и не надо дальше, отдёргивайтесь с строк -оставьте меня наедине с моим рассказом.

А.М.Горький

Нилушка

Деревянный город Буев, не однажды дотла выгоравший, тесно сжался на угорье, над рекой Оберихой; дома с разноцветными ставнями, приникнув друг ко другу, запутанно кружатся около церквей и строгих присутственных мест; улицы, расторгая их тёмные кучи, лениво расползлись во все стороны и откидывают от себя узкие, как рукава, переулки; переулки слепо натыкаются на заборы огородов, стены амбаров, и, когда смотришь на город сверху, с горы, кажется - кто-то помешал его палкой и всё в нём рассеял, насмех перепутал.

А.М.Горький

О Гарине-Михайловском

Изредка в мире нашем являются люди, которых я назвал бы весёлыми праведниками.

Я думаю, что родоначальником их следует признать не Христа, который, по свидетельству евангелий, был всё-таки немножко педантом; родоначальник весёлых праведников, вероятно, Франциск Ассизский: великий художник любви к жизни, он любил не для того, чтоб поучать любви, а потому что, обладая совершеннейшим искусством и счастьем восторженной любви, не мог не делиться этим счастьем с людями.

А.М.Горький

О Викторине Арефьеве

О Викторине Арефьеве я могу сказать немного. Он редко бывал в Красновидове; являлся обычно к ночи или ночью, приходя пешком с пристани "Лобышки". М.А.Ромась, весьма строгий конспиратор, побеседовав с ним, отправлял его ко мне, на чердак, там Арефьев спал и сидел, не выходя на улицу села, целый день, а ночью исчезал, спускаясь к Богородску в лодке с рыбаком Изотом или уходя на "Лобышки". Ромась сообщил мне, что Арефьев выслан из Саратова или должен был уехать оттуда, избегая ареста, - не помню точно. Вероятнее - последнее, потому что Арефьев обычно являлся в Красновидово или из Казани или из Саратова, и я думаю, что он служил связью между народовольцами этих городов.

А.М.Горький

Об Анатоле Франсе

На вопрос: что наиболее характерно и выгодно для Франции отличает дух её от духа других наций? - я ответил бы: мысль француза почти совершенно чужда фанатизма, и точно так же ей чужд пессимизм; французы-скептики кажутся мне учениками не Протагора и Пиррона, но - Сократа.

Сократ, как известно, поставил границы "суетному увлечению софистов страшной мощью разума", введя в анархическое буйство мысли, разрушавшей "ходячие истины", начало этики и установив, что объективная истина достижима волею человека при условии совершенной свободы мышления, направленного к самопознанию и познанию мира.

А.М.Горький

По поводу чуда

Присутствуя на пожаре рейхстага, Гитлер сказал корреспонденту одной из лондонских газет: "Молю бога, чтоб пожар оказался делом рук коммунистов".

Бог, издревле благосклонный к авантюристам, услышал молитву Гитлера и, будучи всемогущим, тотчас же повторил фокус, рассказанный в библии: взял какую-то дрянь и создал из неё Ван дер Люббе, а полиция нарекла наспех созданного - коммунистом.

Атеистическое наше время, усмехаясь над библейской легендой, считает, что бог - это псевдоним человеческой глупости. Некоторые вольнодумцы утверждают даже, что бог современной буржуазии - президент полиции. Я недостаточно осведомлён в науках богословских, и меня не интересует философический вопрос об изменении сущности несуществующего.

А.М.Горький

Предисловие к "Ренэ" Шатобриана и

"Адольфу" Б.Констана

О каком молодом человеке XIX столетия идет речь и почему наша молодежь должна ознакомиться с его историей?

Молодой человек этот - самая значительная фигура литературы XIX века. Он не исчез и в XX, он существует в наши дни, а потому вполне своевременно осветить историю его рождения, его значение в жизни, уместно подумать о том, какова его роль в стране, где строится первое в мире социалистическое государство.

А.М.Горький

Пузыри

Рассказ

Ежегодно, с той поры, как он стал "нашим известным и талантливым беллетристом", Иван Иванович Иванов устраивает для себя ёлку...

Вот почему, вечером 31 декабря 1890 года, луна, взойдя в небеса, неподвижно остановилась среди них, изумлённая. Высоко подняв брови и раскрыв губы, дрожащие от сдерживаемой улыбки, она смотрела на землю и, казалось, не верила своим глазам. Она смотрела в окно квартиры Ивана Ивановича и - вот что она видела там.

М.Горький

Роман

I

Герою этого романа, Яшке, было одиннадцать лет, когда он впервые почувствовал в своём маленьком сердце сладкое томление любви. Он был "мальчиком из типографии", очень чумазым мальчиком, от которого всегда густо пахло типографской краской, скипидаром и другими профессиональными ароматами. Такой же замазанный, потрёпанный, как и все другие типографские мальчики, с таким же, как у них, лицом в маске чёрной жирной грязи, - Яшка отличался от них большими, всегда широко раскрытыми светлыми глазами, сравнительной скромностью поведения и стремлением к чистоте. В обед он всегда умывался, то есть размазывал по лицу неровно осевшую на него свинцовую пыль и грязь машин - ровным пластом, и от этой его заботливости о своей внешности казалось, что он не выпачкан, а таким уж чёрным произведён на свет. Ровный колорит грязи на его лице дал ему среди сверстников право на прозвание - Чистяк.