Felis №001

Третья книга серии «Срез тысячелетий» включает в себя лучшие конкурсные рассказы творческого объединения «Хранитель Идей» на тему переосмысления и интерпретации мифов и легенд Древней Греции нашими современниками.

Вторая книга серии "Срез тысячелетий" вобрала в себя лучшие триллеры и детективы на тему любви и ревности по итогам одноименных литературных конкурсов "Хранителя Идей" в 2010 и 2011 годах.

— А вообще, здорово получается, — сказал Сашка, осматривая прибор. — Убедительно!

— Что, думаешь, поверит? — спросил Виталька.

— А то! Прямо уж, девчонка что-то в технике смыслит!

Разговор происходил в сараюшке на виталькиной даче, а предметом его было, на взгляд ребят, убедительное, а на самом деле нелепое сооружение из останков различных приборов, принесённых со свалки дачного посёлка. Основой сооружению служил металлический каркас от древнейшего бобинного магнитофона «Днепр», внутрь и снаружи которого ребята прикручивали всё, что прикручивалось.

Кеней машинально поправил фибулу и со вздохом поднялся. Пора идти к архонту.

— Пошёл, — сообщил он жене.

Каллиопа ничего не ответила, только скорбно поджала губы.

«Она в меня не верит», — грустно констатировал Кеней, нерешительно потоптался на пороге, но жена так на него и не взглянула. Он ещё раз тяжело вздохнул и вышел.

По дороге его догнал сосед Паламед и пошёл рядом.

— Не получается? — сочувственно спросил он.

Felis — международный литературный независимый альманах, совместно выпускаемый издательством "Э.РА" и творческим объединением "Хранитель Идей".

Второй номер альманаха “Фелис” представили: Николай Орлов (Россия); Александр Шапиро (США); О.Т. Себятина (Россия); Любовь Знаковская (Израиль); Алексей Жемчужников, Татьяна Стрекалова, Ребекка Лильеберг, Татьяна Берцева и Геннадий Лагутин (Россия); Абрам Клугерман и Рене Маори (Израиль); Алена Грач (Россия).

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! Этот номер не предназначен для ветеранов – они все это уже пережили. Этот номер адресован их детям и внукам. Пусть они знают и всегда помнят, какими бывают лики Войны!

Есть только два варианта, когда необходимость каждое утро появляться на работе не слишком угнетает вашу психику: если вам интересна сама работа или если за неё неплохо платят. По моему глубокому убеждению, большинство людей живёт по второму варианту. Действительно, трудно испытать творческое вдохновение, убирая мусор на улице или работая на конвейере сборочного цеха. Рассказывают, правда, что один почтовый служащий, который всю жизнь занимался тем, что штемпелевал конверты, на вопрос, не утомляет ли его такая однообразная работа, очень удивился: «Однообразная? Вот уж нет: ведь каждый день я ставлю новое число»! Но таких невзыскательных людей, способных удовлетвориться столь ничтожным разнообразием, крайне мало, и поэтому для большинства из нас трудовая деятельность протекает в постоянном ожидании обеденного перерыва, конца работы и наступления отпуска.

Последние метры подъёма преодолевали практически в отключке, мечтая о том, когда, наконец, можно будет свалиться на скалистую почву и просто полежать не двигаясь.

Выбравшись наверх, отползли пару метров от обрыва и с невнятными междометиями и чертыханиями вытянулись во весь рост, раскинув в стороны руки.

— Значит, так, — хриплым голосом сказал Николай, — сегодня обустраиваемся и отдыхаем, а завтра сразу с утра приступаем к съёмкам.

Первая книга серии "Срез тысячелетий" является сборником лучших мистических новелл на тему городских легенд по итогам одноименных литературных конкурсов "Хранителя Идей" в 2009 и 2011 годах.

повесть

Людмиле Константиновне Гусаровой – другу, читателю, врачу.

На голубой клеенке неба – пролитое молоко облаков. Кто-то рассеянно пытается вытирать, но только перегоняет лужицы с одного места на другое.

Сквозь неплотную, молодую листву старой яблони жарко прикладывается к левой щеке неожиданно выглядывающее солнце. Это именно тот случай, когда надо подставить и правую.

Напротив моего кресла, в канаве за ветхим штакетником, могучие вербы. Одна вольно раскидистая, ветвящаяся, впадающая в небо десятками ручейков, другая – обрезанная, с торчащими во все стороны зелеными прутьями. Третья справа прячет свой ствол за домом, но верхушка тоже видна – светло-зеленым нимбом покачивается над темно-серой шиферной крышей.

Уже мое рождение было бунтом против материи: я был зачат сквозь два презерватива.

Плод бессеменного зачатия, почему же я не остался пророком – провозглашать истиной то, что нравится, а не стелиться жалким ученым червем перед тем, что есть на самом деле? Собаки знают: каждый носит с собой свою атмосферу. Космонавтам известно еще непреложнее: если не заковать ее в скафандр, она будет тут же высосана и развеяна мировым вакуумом… Но еще важнее – каждый носит с собой целый мир, который можно создать и удержать только усилием собственной души.

А может быть, “любовница” – это просто определенная степень родства?

Из того же ряда понятие, что мать, сестра, жена, дочь, бабушка, тетушка, невестка, свояченица – кто там еще?

Вроде бы уже тысячу лет мы с тобой не виделись. Несколько междугородных телефонных разговоров не в счет, на почтовую переписку у обоих нет ни сил, ни времени – такой беспощадной разлуки, такого реального разрыва не выдержат ни страсть, ни дружба, ни деловое сотрудничество. Только родственные узы могут уцелеть. Что-то типа этого нас связывает.

Антонине, милой сестре.

Положив согнутую руку на стол, Костя лег на нее щекою и принялся смотреть на банку с водой, куда только что капнул черной тушью. Тушь устремилась на дно, расползлась в пути осьминожьими щупальцами.

– Бисэй!^1 – громко произнес Костя, и звук его голоса, словно капля туши, устремился к началу двадцатого века, где одетый в черное кимоно Акутагава, выпростав из широкого рукава худую руку с зажатой в пальцах кистью, окунал ее в тушечницу. Держа кисть вертикально, касался ею листа, и ссыпались с кончика иероглифы.

В нашей деревне жил учитель рисования, долговязый, в шляпе, улыбчивый дядя Максум. Не Максим, а именно Максум – так изменилось в татарской речи знаменитое имя. Впрочем, знаменитым оно стало, когда по стране прокатился кинофильм "Юность Максима", и мы все его посмотрели раза по три, и нам казалось, что дяде Максуму, конечно же, приятно слышать каждый день имя, которое, пусть и не совсем, совпадает с именем самого учителя.

Но дядя Максум, как ни странно, не был в восторге от этого фильма.

Повесть

Я не помню, когда я родилась. Я не знаю, кто меня родил; я не знаю ничего своего.

Кажется, даже имя, как кость собаке, мне кинули уже в доме малютки.

Кинули, а я поймала.

Все годы я пыталась делать вид, будто я такая, как нужно. Училась в школе, потом в ПТУ на швею. И как меня туда занесло! Все потому, что я не хотела идти вместе со всеми своими в торговое училище. Швейная машинка – вот это первоклассная стерва! Я убеждена, что профессиональные швеи – стервы и сучки. Их мысли устремлены лишь на то, чтобы строго заправленная нить не выскочила за рамки своих обязанностей. Целыми днями они кладут ровные строчки, при помощи которых вгоняют стихию материала в границы юбок, пиджаков и прочего хлама! В жизни они такие же – банальности возводят в абсолют, а тех, кто следует не путем нити, медленно, но методично изводят. Этому их машинка научила.

Если хотите знать, самый лучший из всех – это мой брат! Столько всего рассказать может – закачаешься! Он умный просто. Потому что читает день и ночь. Как начнет всякими важнецкими словами сыпать – челюсть у всех отвисает. И еще… Он сильный! Если надо – любому за меня по ушам нахлопает!

Правда, когда я узнал, что он уже старше меня на шесть лет, то расстроился жутко. Получалось, что он, того… староват для жизни нормальной. И тогда я заперся в ванной, включил воду погромче и… заплакал втихую. Очень мне жалко его стало – жить-то ему оставалось не так уж и много. А таких людей больше не сыскать. Он ведь по-настоящему хороший! Он меня на велике учил кататься. А осенью таскал мне в своем портфеле каштаны, чтобы я до ста считал. Тетрадки и учебники по пути из школы в руках нес, а ранец из кожи крокодиловой каштанами для меня набивал. И даже за пазуху запихивал.

Несколько лет назад в нашем подъезде поселился молодой человек с женой и малышом. С виду — обыкновенный парень без особых примет; единственное, что я заметил: когда я поначалу пытался здороваться с ним, как это заведено у нас в подъезде — он мне не отвечал и даже отворачивался. Странный молодой человек. Странный и скрытный.

Долго никто не мог догадаться, чем он занимается: вечно куда-то спешит, рано уезжает, возвращается поздно, и даже когда он дома — машина его всегда стоит у подъезда, — пока я, искусствовед со своим довольно развитым шестым чувством, помогающим мне открывать таланты в безвестных молодых людях, не установил, что наш новый жилец — художник, причем художник с недюжинным талантом, буйной фантазией, всегда в поиске, всем своим творчеством доказывающий приверженность модернизму, а если точнее — его самому интересному, самому удивительному по разнообразию формотворчества жанру поп-арту.