Джентльмены предпочитают блондинок

Джон Лутц

ПОЛУНОЧНЫЙ ПОЕЗД

Далеко впереди истошно и протяжно заголосил паровозный гудок. Цепляясь за неструганые доски раскачивающегося вагона, Ульман медленно поднялся на ноги. Состав приближался к захолустному полустанку с необозначенным железнодорожным переездом, и Ульман почувствовал, как он замедляет ход. Ехать до самого города было бессмысленно: сейчас бродяги и сезонные сборщики фруктов толпами перебирались на запад, и сторожа грузовых депо свирепствовали, отлавливая их по вагонам. Собрат-бродяга на востоке предупредил Ульмана, что в этом месте поезд сбавит ход. Значит, пора прыгать. Ульман всмотрелся в кромешную тьму, лицо обдало прохладным сельским воздухом. Ульман выждал несколько секунд, почувствовал, что поезд вот-вот начнет набирать ход, и спрыгнул. Он тяжело поднялся, отряхнул пыль с одежды и улыбнулся, увидев, как исчезают во мгле огни грохочущего товарняка. Завтра Ульман поймает попутку, переберется на другую окраину городка и вспрыгнет на следующий полуночный поезд, идущий в западном направлении. Да, но где ночевать? Задачка, однако. Правда, Ульману уже довелось с успехом разрешить несколько сотен таких задач. Он заозирался по сторонам, вгляделся в темноту и, наконец, увидел огни. Похоже, до дома было около мили. Ульману показалось странным, что сельские жители еще бодрствуют в столь поздний час. Но это и к лучшему: можно попроситься на ночлег в сарай. А не пустят, так хоть накормят поутру. Проверив, не выпало ли что из карманов, Ульман пустился в путь. Дом оказался крошечной фермой, сколоченной из досок. На подворье стояли только покосившийся сарай да курятник, и Ульману совсем не хотелось провести ночь в каком-нибудь из этих чертогов. Он тихонько подобрался к крыльцу, отметив про себя, что обычного в таких случаях разоблачительного собачьего лая не слышно, и решил сначала заглянуть в одно из окон, а уж потом подниматься на крыльцо. Он увидел грязную комнату, обставленную дешевой мебелью. Голая яркая лампочка освещала истертый коврик, древние, на ладан дышащие стулья и продавленный диван. Ульман поразмыслил и решил заночевать на свежем воздухе, а утром заявиться сюда завтракать. Он уже повернулся, чтобы отправиться восвояси, но тут в комнату вошла женщина. Ее дешевое цветастое платье было под стать убранству жилища, но вот облик самой женщины никак не вязался с окружением. Лет тридцать, решил Ульман. Рослая и стройная, с тонкими чертами, прямыми каштановыми волосами и огромными синими глазами. Мало кто мог бы так искусно скроить явно недорогое платье и носить его с изяществом, подчеркивающим все достоинства соблазнительной фигуры. Подол не прикрывал округлые колени. Платье было приталенное, с низким вырезом. На согнутой в локте левой руке женщина держала белую кошку, лениво и грациозно поглаживая ее. Что-то в повадке женщины подсказало Ульману, что она - единственный человек в этом доме. При виде такой красоты у бродяги захватило дух. А то, что дом стоял особняком, навело его на весьма и весьма нечестивые мыслишки, которые он тотчас выкинул из головы. При всей своей неотесанности Ульман был поэтической натурой, способной оценить красоту и связанной своими, особыми нравственными законами. Женщина опустила кошку на пол и исполненным чувственности движением оправила платье, разгладив его красивыми тонкими руками. Ульман попятился от окна, испугавшись внезапного прилива вожделения и прекрасно зная, чем может кончиться дело. Повернувшись спиной к дому, он заставил себя тихонько отойти подальше, а потом сделал над собой новое усилие и пустился бегом. Едва рассвело, Ульман разогнулся, выбрался из-под дерева, потянулся, провел ладонями по парусиновой ветровке и зашагал к ферме. При свете дня дом выглядел еще более ветхим, чем в темноте. Ульман заметил, что окружавшие ферму поля заросли бурьяном. Живности не было, только одинокий боров возле сарая да несколько кур на запущенном подворье. Потом Ульман заметил за сараем еще пару свиней, но не обратил на них особого внимания, потому что во дворе стояла женщина, облаченная все в то же узорчатое платье. Она вешала на колеблемую ветром веревку мокрое белье. Ульман был уверен, что она знает о его присутствии, но делает вид, будто ничего не замечает. Когда он приблизился, она вытянулась в полный рост и закрепила белье прищепками. Несколько секунд Ульман молча любовался женщиной, слушая скрип дерева и веревки, трущейся о мокрую ткань. Женщина пришпилила последнюю простыню и повернулась. В ее синих глазах не было ни удивления, ни страха, и Ульман, который испытывал неловкость перед лицом такой красоты, смешался пуще прежнего. - Ваш мистер дома? - спросил он, заранее зная ответ. - Нет тут никакого мистера, - отозвалась женщина, отставляя ногу и окидывая пришельца откровенным взглядом. - Э... я вот подумал, может, вы разделите со мной завтрак. Я бы с удовольствием отработал. Женщина пропустила его слова мимо ушей. - Вы спрыгнули с ночного товарняка, правильно? Сердце Ульмана заколотилось. Неужто вчера она заметила его у окна? Он решил не придавать этому обстоятельству большого значения. - Конечно, мисс. Еду работать в Калифорнию. - Калифорния - не ближний свет. - Это точно, - Ульман почесал подбородок. - А как вы узнали, что я с того поезда? - Да много вас таких, - был ответ. - Почему-то никто не едет до самого Эребвилла. - Из-за железнодорожной полиции, - злобно процедил Ульман. - Уж больно любят пройтись дубинкой по голове нашего брата. Женщина внезапно улыбнулась. - Меня зовут Сирила. - Лу Ульман, - он улыбнулся в ответ, стыдясь своей грязной одежды и чумазой физиономии. - Что ж, мистер Ульман, можете умыться вон там, у колонки, а я поджарю яичницу. Он снова улыбнулся, непроизвольно оглядывая женщину с головы до ног. - Благодарствую, мэм. Завтрак, состоявший из яиц, хлеба, свежего кофе и апельсинового сока в высоком стакане, выглядел на удивление аппетитно. Ульман уселся напротив женщины и принялся самозабвенно уплетать за обе щеки, потому что на вкус еда оказалась ничуть не хуже, чем на вид. Проглотив несколько ложек, он вдруг почувствовал на себе взгляд хозяйки. - Так вы, говорите, одинокая? - спросил Ульман, вытирая рот указательным пальцем. Сирила кивнула, не сводя с него внимательных синих глаз. - Муж пять лет как умер. Ульман набил рот хлебом и сказал: - Нелегко, должно быть, свести концы с концами? Что за скотину вы тут разводите? - В основном хрюшек. Есть и несколько кур. - Свиньи у вас - что надо. Сколько голов? - С десяток. Больше тут не прокормишь. По осени, когда нагуляют жирок, я их продаю, а часть выручки трачу на поросят. - И начинаете все сызнова? Сирила кивнула и снова очаровательно улыбнулась. - Пахать да сеять - не женское дело, - с легким кокетством сказала она. - В этих местах, кроме свиноводства, почитай, все уже заглохло. А свиньи дают неплохой доход, если есть возможность откармливать их все лето. Ульман покончил с едой и в знак признательности облизал ложку. - Хотите добавки, мистер Ульман? - женщина немного нарочито взмахнула ресницами, и Ульману показалось, что хозяйка вот-вот пустит в ход женские чары и начнет заигрывать с ним. Он взглянул на нее и подумал: нет, где там. Нечего губы раскатывать. - Нет-нет, спасибо, мэм, я уже набит под завязку. - Если вы не против, зовите меня Сирила, - попросила она, поигрывая чайной ложкой. Ульман неловко замялся, потом улыбнулся. - Да, конечно, - сказал он. - Сирила. - За сараем лежит штабель дров, - с улыбкой сообщила она. - Надо бы их... - Да полно вам, Сирила, - прервал ее Ульман. - Я же говорил, что отработаю. Вы только покажите, где топор. Примерно с час он рубил дрова, потом косил высокую сорную траву на задах дома, латал проволочную изгородь загона для свиней, который был за сараем. Он работал, напевая себе под нос и поглядывая на Сирилу, возившуюся то в доме, то на подворье. Время от времени она улыбалась ему, приветственно махала рукой из окна или одаривала теплым взглядом, орудуя рычагом водокачки. Ульман трудился почти до вечерней зари, потом умылся во дворе, а Сирила стояла на крыльце в царственной позе и наблюдала за ним. Малость обсохнув в еще теплых солнечных лучах, Ульман натянул рубаху, откинул назад волосы, пригладил их мокрыми пальцами и вошел в дом следом за хозяйкой. - Неплохо поработали, ничего не скажешь, - похвалила Сирила. Ее улыбка показалась Ульману немного вымученной. Женщина прислонилась к спинке старого дивана, словно ища опоры. Ульман усмехнулся и передернул плечами. - По-моему, вам тут недостает мужчины, а так все в порядке. - Думаете, я сама не знаю? - Сирила отошла от дивана. - Готова спорить, что после такого трудового дня вас мучит жажда. - Вообще-то да, хотя скоро "ведьмин час", и мне пора на другой конец города, чтобы вскочить на товарняк. Но если у вас найдется что-нибудь... - Должно быть, в буфете кое-что осталось, - с приклеенной к лицу улыбкой ответила женщина. - Стоит с незапамятных времен для гостей или на случай какой-нибудь хвори. Ульман пошел следом за ней на кухню. - Чем дольше его выдерживаешь, тем оно лучше. Женщина поднялась на цыпочки и потянулась к верхней полке. Взгляд Ульмана блуждал по ее фигуре. На полке стояли какие-то жестянки и три бутылки. В двух было неведомое Ульману дешевое пойло, а в третьей, полупустой, - более дорогостоящий "бурбон". Именно эту бутылку женщина протянула Ульману. Тот припал к горлышку, смакуя теплый бархатистый напиток. Женщина наблюдала за ним. Ульман шагнул вперед, чтобы вернуть бутылку хозяйке, но Сирила накрыла его руку своей и плотнее прижала пальцы Ульмана к горлышку, словно давая понять, что дарит ему оставшееся виски. Он удивился, когда увидел, что она вот-вот ударится в слезы. - Вы правы, мистер Ульман, - сказала женщина, поднимая голову и глядя ему в глаза. - Мне тут действительно нужен мужчина. Она склонила голову ему на плечо и зарыдала, прильнув к Ульману всем телом. Левой рукой Ульман поглаживал ее по теплой спине, а правой по-прежнему держал бутылку. Нашлось дело и одной ноге: Ульман воспользовался ею, чтобы открыть дверь спальни. В кромешной тьме Сирила поднялась с постели, томно потянулась и, шлепая босыми ногами, отправилась в кухню. Она снова поставила бутылку с "бурбоном" в посудный шкаф, поодаль от двух других, и натянула старый халат с закатанными по локоть рукавами. А потом в темноте раздался глухой стук, послышался скрип ржавых колес старой тачки. Вскоре со стороны сарая донесся неровный скрежет машины для перемалывания птичьего корма. Лезвия с трудом справлялись с чем-то твердым. Их лязг сопровождался полнозвучным довольным сопением и хрюканьем свиней. Спустя час Сирила вышла на крыльцо. На ней снова было цветастое платье. Все окна дома ярко светились. Издалека долетел жалобный вой гудка. Женщина вслушивалась в громоподобный рев приближающегося поезда. Вот состав на миг замедлил ход, снова набрал скорость, и грохот сделался громче, но потом мало-помалу стих. Сирила рассеянно оправила платье, провела ладонями по бедрам, улыбнулась в алчном предвкушении, вздохнула и вернулась в дом. Полуночный товарняк унесся на запад сквозь кромешный мрак. Ульмана в поезде не было.

Джон Лутц

ПОСЛЕДНЯЯ РУЛЕТКА

Перевод М. Ларюнина

Нет, Спидо - неплохой парень, правда, должен сказать, он слегка чокнутый, даже когда трезвый. Помню, все началось в тот вечер, когда мы сидели на пляже, глядя, как океанские волны выкатываются на берег и разбиваются миллионами брызг. Спидо постепенно спускался с каких-то своих высот, куда его обычно уносили очередные дозы всякой дряни. Сейчас он сидел, скрючившись на корточках и положив подбородок на подставленные руки, уперев локти в колени. Он не отрывал взгляда от волн.

Джон Лутц

ПРОФЕССИОНАЛЫ

- Я зарабатываю на жизнь воровством, - заявил Эндикотт. Он сидел в кожаном кресле, скрестив ноги. Перед ним стоял тяжелый, отполированный до зеркального блеска стол, за которым восседал человек по имени Дэвид Гробнер. Внешне мужчины были прямой противоположностью друг другу. Эндикот - спокойный, почти сонный, Гробнер - деятельный, подвижный, настоящий живчик. Эндикотт был ростом под два метра, Гробнер едва дотягивал до полутора. Он считал себя прозорливым руководителем, а большинство своих подчиненных - неполноценными людьми. Тем не менее, русого красавца Эндикотта и черноволосого квазимодо Гробнера объединяла присущая обоим черта - жажда доллара. И умение "ухватить"его. - Я живу на прибыль, - продолжил мысль Эндикотта Гробнер. - Добиваться ее - моя задача как члена правления "Компаний Гробнера". Я отвечаю перед людьми, которые платят мне жалование, то есть, перед вкладчиками. А они боги делового мира, мистер Эндикотт, и я нанял вас служить этим богам. - Вы хотите сказать, что я вор, а вы нет? Гробнер мерзко осклабился. - А вы оправдываете свое поприще передо мной или перед ними? - Я просто напоминаю, что выполняю ваши поручения. Никаких нравоучений вы от меня не услышите. Мои доводы в защиту моего рода занятий ничем не отличаются от ваших. Гробнер встал, отчего стал казаться еще меньше рядом со своим громадным столом. Дорогой костюм изящного покроя обтягивал его тучную фигуру. Эндикотт отметил, что его собственный костюм, не более дорогой, сидел на нем гораздо лучше. Что бы ни говорил каждый из них в свое оправдание, было ясно, что род занятий у них один и тот же - делать деньги. Эндикотт лениво поднялся, словно был готов зевнуть и потянуться. Но он улыбнулся и сказал: - Указания я получил, деньги тоже. Договоров на выполняемую им работу никто не заключал. Все зижделось на доверии и сообразительности Эндикотта, который уже много лет обитал в дебрях корпоративных джунглей. Однажды его заметили в конкурирующей компании и предложили выкрасть формулу нового инсектицида, не имеющего запаха. Обещали хорошо заплатить и помалкивать о сделке. Он продал формулу. Но на этом его сотрудничество с клиентами не закончилось. Оно развивалось столь успешно, что скоро Эндикотт начал смотреть на кражи как на обычную работу, ничем не отличавшуюся от любой другой. Он быстро стал профессионалом и считал себя лучшим в своем деле. Звучное выражение "промышленный шпионаж" не значило для него ровным счетом ничего: Эндикотт считал себя обыкновенным вором и даже гордился этим. В его работе важнее всего было не терять ощущение реальности. Когда важному клиенту, такому, как "Компании Гробнера", требовались сведения, надо было просто "обронить словечко" в нужном месте, и Эндикотт вырастал будто из-под земли. Его услуги стоили дорого, но на него можно было положиться: он не вел никаких записей и, главное, был чертовски осторожен. После похищения чертежей из "Дженерал-армаментс", председателем правления которой был приятель Дэвида Гробнера, последний быстро разыскал Эндикотта и дал очередное задание. Для начала Эндикотт хорошенько изучил здание штаб-квартиры корпорации "Бадмен". Это было старое двадцатиэтажное строение в весьма неприглядном районе, недалеко от реки. Корпорация выпускала автомобильные сцепления, особой тайны они собой не представляли, поэтому и охраны в здании не было. Такому знатоку дела, как Эндикотт, ничего не стоило проникнуть туда. В полночь, менее чем через десять часов после беседы с Гробнером, Эндикотт поставил свой неброский "форд" в квартале от здания компании, переоделся в темные брюки и куртку, натянул кеды и легко перепрыгнул через ограду автостоянки корпорации. Машин на стоянке не было, значит, все работники уже разъехались. На отключение сигнализации потребовалось менее пяти минут. Взломав замок боковой двери, Эндикотт вошел в здание. Кровь мгновенно прилила к лицу, дыхание участилось и сделалось громким. Он испытывал душевный подъем. Вот почему ему так нравилась эта работа. Лифт - опасная штука. Эндикотт проворно взбежал на третий этаж на упругих ногах. Гробнер снабдил его точным планом здания. Эндикотт повернул направо, к кабинету Брэда Бадмена, на двери которого красовалась табличка "Президент". Дверь была не заперта. Открыв ее, Эндикотт вошел в приемную. Фонарик не потребовался: сквозь тонкие занавески просачивался свет уличных фонарей. Дверь в кабинет президента была на замке, но Эндикотт быстро открыл ее. Он включил настольную лампу, предварительно прикрыв ее своей курткой. С улицы этот свет не заметят, а для работы его вполне достаточно. В углу, как и сказал Гробнер, стоял громадный черный шкаф. Он был заперт. Папку с описанием новой модели пневматического сцепления хранили в нижнем ящике. Все шло как по маслу. Эндикотт усмехнулся и направился в угол. Вдруг он остановился, повернулся к двери и замер. Дверь тихо открылась, и в кабинет вошла женщина. Почти такая же рослая, как сам Эндикотт, стройная, длинноногая, спортивная. Очень бледное овальное лицо обрамляли волосы, разделенные прямым пробором. Казалось, женщина испугалась и удивилась не меньше Эндикотта. Заметив, что он облачен в черные одежды, женщина успокоилась. Признала "своего". Теперь, когда ее черты разгладились, лицо сделалось красивым. - Ага, вор! - сказала она. - Но не опасный. Будь у вас оружие, вы уже давно взяли бы меня на мушку. - То же самое можно сказать о вас, - Эндикотту понравилось ее умение быстро оценивать положение. - Я полагаю, оружия нет, потому что мы оба профессионалы. Я не обижаюсь на "вора", ибо именно таков род моих занятий. Полагаю, что и ваших тоже. Женщина медленно покачала головой, отчего ее волосы сделались похожими на волны. - Я не воровка, - сказала она. Эндикотту не понравился ее тон. - Моя работа - поджоги. - Выражение ее лица изменилось, в темных глазах засверкали озорные искорки. - Кажется,мы сможем договориться. - Мне нужна только папка, - с легким презрением ответил Эндикотт, который считал поджигателей больными людьми. - Потом можете спалить все, что хотите, в угоду собственным потребностям и желаниям вашего работодателя. Видимо, речь идет о страховке. - Разумеется, - согласилась очаровательная поджигательница. - Вы бы удивились, узнав имена некоторых моих прежних клиентов. - Могу сказать то же самое. В душе Эндикотта нарастала неприязнь к этой пускательнице красного петуха, хотя она все больше интриговала его. Но в этот миг в их беседу вмешалась сама Судьба. - Между прочим, - раздался вдруг голос, и из-за шкафа на середину комнаты вышел до сих пор не дававший о себе знать мужчина, - у вас был как минимум один общий клиент. Мужчина был поджар и элегантен, одет в прекрасно сшитый темный костюм строгого покроя. Короткие волосы. Миловидное лицо. Ни дать ни взять делец с хорошим вкусом. Управляющий среднего звена в какой-нибудь крупной компании. Эндикотт почувствовал, как по спине поползли мурашки. Появление поджигательницы могло быть случайностью, но присутствие этой личности не сулило ничего хорошего. Похоже, и он сам, и женщина угодили в западню, устроенную, конечно же, не Судьбой. - А кто этот клиент? - спросил Эндикотт. - "Дженерал-армаментс". Они слишком многое поставили на карту, и им необходимо обеспечить секретность. Этого требуют вкладчики. Эндикотт понял, кто заманил его в ловушку. "Дженерал-армаментс" с помощью Гробнера. - Я умею держать язык за зубами, - заявила поджигательница. - Так что пусть "Дженерал-армаментс" не волнуется. - Ее голос дрожал, она начинала чувствовать нутром то, что уже осознала умом. - Пожалуйста, поймите, у меня, как и у них, необычная профессия. Я зарабатываю на жизнь поджогами. - А я - кражами, - добавил Эндикотт, но тут же понял, что все бесполезно: у этого человека тоже свой, весьма редкий род занятий. Миловидный щеголь достал из-за пазухи пистолет с глушителем и улыбнулся, словно разъездной торговец, заключивший удачную сделку. - Я верю вам обоим, - сказал он. - Но я профессионал, как и вы. Разница только в том, что моя работа - убийство. Этим я добываю хлеб насущный. Он дважды спустил курок. Результат был именно такой, какого требовала его профессиональная гордость.

Джон Лутц

Стерео Хэнсона

- Я могу неопровержимо доказать, что на Луну еще не ступал ни один человек, - донесся голос с той стороны прохода между домами. - У меня есть фотографии местности под Форт-Колтом в Аризоне, которые во всех деталях совпадают с так называемыми официальными снимками космонавтов на поверхности так называемой Луны.

- Сэм? - донесся голос Айны с постели. - Сэм? Почему ты не спишь? Нога болит?

- Не болит, а чешется под чертовым пластиком, - объяснил Сэм Мелиш жене.