Ду Фу

Н.И. КОНРАД: ЛЕКЦИИ ПО ИСТОРИИ ЯПОНИИ. ДРЕВНЯЯ ИСТОРИЯ (С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО ПЕРЕВОРОТА ТАЙКА, 645 г.)

КОНРАД, НИКОЛАЙ ИОСИФОВИЧ (1891–1970), русский востоковед, историк мировой культуры. Родился в Риге 1 (13) марта 1891. В 1912 окончил Петербургский университет; в 1914–1917 стажировался в Японии. В 1920–1922 ректор Орловского университета. В 1922–1938 преподавал в Петроградском/Ленинградском университете и Ленинградском институте живых восточных языков, с 1926 в должности профессора. В 1930–1938 – заведующий японским кабинетом Института востоковедения АН СССР. В 1938 был арестован (освобожден в 1941). В 1941–1949 заведующий японской кафедрой Московского института востоковедения, с 1943 до конца жизни – в Институте востоковедении АН СССР в Москве. С 1958 академик АН СССР. Умер Конрад в Москве 30 сентября 1970.

Конрад – основатель школы отечественного японоведения, подготовил большое количество учеников. Публикации 1910–1930-х годов посвящены различным областям японоведения: культуре, литературе, театру, языку, истории. Переводил японские памятники литературы (Исэ-моногатари и др.), древнекитайские военные трактаты Сунь-цзы и У-цзы. В 1950–1960-е годы выступал с публикациями, посвященными общим проблемами мировой культуры и истории, в большинстве вошедшими в книгу Запад и Восток (1966; 2-е изд. 1972). Выдвинул концепцию «восточного Ренессанса», популярную среди советских ученых-гуманитариев в 1950–1970-е годы.

К 64 Конрад Н. И. Очерки японской литературы. Статьи и иссле­дования. Вступ. статья Б. Сучкова. М., «Худож. лит.», 1973. Труд выдающегося советского ученого-востоковеда Н. И. Кон­рада (1891—1970)—по сути, первая у нас история японской литературы, содержит характеристику ее важнейших этапов с момента зарождения до первой трети XX века. Составленная из отдельных работ, написанных в разное время (1924—1955), книга при этом отмечена цельностью науч­ной историко-литературной концепции. Вводя читателя в своеобразный мир художественного мыш­ления японцев, Н. И. Конрад вместе с тем прослеживает исто­рию японской литературы неотрывно от истории литератур всего мира. Тонкие наблюдения над ншвым художественным текстом, конкретный анализ отдельных произведений сочетают­ся в книге с широкими типологическими обобщениями, вы­являющими родство культурообразующих процессов Японии с литературами других стран Азии и Европы.  

Н.И.Конрад

Ли Бо

...Мы знаем, что бывали в истории случаи, когда новое представало перед людьми в образах старого. Так было в истории Италии при переходе к эпохе, получившей название Ренессанса. Как известно, это был очень важный по своему общеисторическому и историко-культурному значению переломный момент в жизни средневековой Италии, а за ней и в жизни ряда других народов тогда еще феодальной Европы. Особенностью этого момента было то, что переход к новому передовыми деятелями эпохи воспринимался как "ренессанс", "возрождение" старого. "Старым" в этом случае была европейская античность - время древней Греции и древнего Рима.

Александр СОЛЖЕНИЦЫН

ПОЗДРАВЛЕНИЕ ГЕНРИХУ БЁЛЛЮ

31 мая 1982

Дорогой Генрих!

Мои тёплые пожелания к Вашему 65-летию! Прежде всего - здоровья и здоровья! А затем - чтобы возраст и дальше не был для Вас помехой так же свежо и остро воспринимать и передавать жизнь родной страны и её язык.

Мы с Вами почти ровесники. Но и кроме того наше с Вами положение сходно в том, что оба мы, хотя и по-разному, потеряли свою родину: я лишён её, потому что изгнан, а Россия - смертельно больна, неузнаваемо обезображена; вы - потому что Германия разорвана надвое и потеряла себя в обеих частях. Две ужасные войны между нашими странами - надолго подорвали, заковали и опрокинули навзничь оба народа. И обоим - маячит долгое выздоровление, ещё в одном ли столетии?

Александр Солженицын

В ГАЗЕТУ "АФТЕНПОСТЕН"

Именно в вашей газете в прошлом году я имел честь выразить ту предупреждающую мысль, что устранение открытых военных угроз далеко не обеспечивает мира. Что антитезою мира является не только горячая война, но и душащее насилие. Если в могущественных и динамичных странах насилию нет контроля и границ - это делает совершенно иллюзорными все кажущиеся достижения всеземного мира. Если общественность этих стран не только не может контролировать действий своих правительств, но даже иметь о них мнение, - то все внешние договоры могут быть смахнуты и разорваны в пять минут на рассвете любого дня. Подавление инакомыслящих в Советском Союзе не есть "внутреннее дело" Советского Союза и не есть просто дальние проявления жестокости, против которых протестуют благородные чуткие люди на Западе. Беспрепятственное подавление инакомыслящих в Восточной Европе создаёт смертельную реальную угрозу всеобщему миру, подготавливает возможность новой мировой войны гораздо реальнее, чем её отодвигает торговля.

Александр СОЛЖЕНИЦЫН

ВАТИКАНСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ "ОБЩИЕ ХРИСТИАНСКИЕ КОРНИ ЕВРОПЕЙСКИХ НАЦИЙ"

Чем более мы продвигаемся по мрачному ущелью XX века и частные подробности десятилетий отходят в даль - тем отчётливее мы видим, что весь поворот мира за прошедшие три века есть часть единого грозного процесса утери человечеством Бога. И не отвлекаясь политическими частностями сегодняшнего дня и отдельных стран - мы видим уже совсем рядом обрыв, куда может бесповоротно рухнуть вся христианская цивилизация. И нам, кто это понимает, остаётся искать из наших последних возможностей соединённые усилия: огласить эту опасность и звать предупредить её.

Александр СОЛЖЕНИЦЫН

ВЫСТУПЛЕНИЕ ПО ИСПАНСКОМУ ТЕЛЕВИДЕНИЮ

Мадрид, 20 марта 1976

Испанская тема занимает немалое место в русской литературе. Многие ваши крупные писатели не обошли её. Как вы это объясняете?

Действительно, по каким-то причинам, о которых, может быть, не так легко сказать, Испания занимает совершенно особенное место в русской литературе. Почти ни один крупный писатель и поэт не прошли мимо испанской темы. И многие крупные русские композиторы тоже занимались Испанией. Можно строить предположения, что общего или что связывает эти две страны, расположенные на крайнем востоке и на крайнем западе Европы. Казалось бы, наш национальный тип очень разнится в наружности, в поведении, испанцы и русские нисколько друг на друга не похожи, но, может быть, мы найдём и удивительные общие черты нашей истории. Собственно говоря, Россия и Испания защитили Европу от двух нашествий: Россия от монголов, Испания от мавров, и если бы не Россия и Испания, то современная Европа, очевидно, не была бы сама собой, она не была бы тем, что она есть. Её независимая история была обеспечена вот этими двумя щитами, восточным и западным. Может быть, общее между Испанией и Россией и то, что обе они устояли против наполеоновского нашествия, и только они, больше никто тогда, кроме них. Может быть, есть общее в том запасе энергии, который двинул русское и испанское влияние так далеко, что вот я в прошлом году на Тихоокеанском побережьи Америки видел, как эти два влияния на другой стороне земного шара сошлись - испанское с юга, русское через Аляску. Во всяком случае, большое внимание к испанской теме мы ясно наблюдаем в русской литературе.

Степан Степанов

...АМЕРИКУ ОТКРЫЛ HЕ ЖЕРАР ДЕПАРДЬЕ.

Значит, доктоp Фоменко не пpав. Истоpию снова пеpепишyт?

3001 ГОД, 1 АВГУСТА. МОСКВА. HЕЛЕгальная конфеpенция "Хакеpы истоpии".

Фpагменты доклада "Аналогии всегда хpомают" экстpемистского исследовательского кpyжка "PR квадpат".

"..." Пpоведенные нами исследования ставят под сомнение некотоpые основные догмы классической школы Фоменко, под диктовкy котоpой написаны все pоссийские истоpические yчебники последнего тысячелетия.

И.С.Тургенев

Речь о Шекспире

Мм. гг.!

23 апреля 1564 года, ровно три столетия тому назад, в год рождения Галилея и смерти Кальвина, в небольшом городке средней полосы Англии явился на свет ребенок, темное имя которого, тогда же записанное в нриходский церковный список, давно уже стало одним иа самых лучезарных, самых великих человеческих имен, - явился Вильям Шекспир. Он родился в полном разгаре шестнадцатого века, того века, который по справедливости признается едва ли не самым знаменательным в истории европейского развития, века, изобиловавшего великими людьми и великими событиями, видевшего Лютера и Бакона, Рафаэля и Коперника, Сервантеса и Микель-Анджела, Елизавету Английскую и Генриха Четвертого. В том году, который мы, русские, празднуем теперь со всей подобающей торжественностью, - у нас в России, или, как говорили тогда, в Московии, в государстве Московском, царствовал еще молодой, но уже ожесточенный сердцем Иоанн Грозный; самый этот 1564 год был свидетелем опал и казней, предшествовавших новгородскому погрому; но как бы в ознаменование рождения величайшего писателя, в том же 1564 году в Москве основалась первая типография. Впрочем, ужасы, совершавшиеся тогда, не были свойственны одной России: восемь лет после рождения Шекспира в Париже произошла Варфоломеевская ночь; на всей Европе еще лежали мрачные тени средних веков - но уже занялась заря новой эпохи, и явившийся миру поэт был в то же время один из полнейших представителей нового начала, неослабно действующего с тех пор и долженствующего пересоздать весь общественный строй, - начала гуманности, человечности, свободы.

Твен Марк

Моим критикам-миссионерам

Перевод В.Лимановской

{1} - Так обозначены ссылки на примечания соответствующей страницы.

Я получил много газетных вырезок, а также письма от нескольких священников и послание от его преподобия доктора богословия Джадсона Смита, секретаря Американского Бюро заграничных христианских миссий, и все они на одно лицо, все по сути дела говорят то же, что и цитируемая ниже газетная статья:

Марк Твен.

ВАЖНАЯ ПЕРЕПИСКА.

между мистером Марком Твеном (Сан-Франциско) и его преподобием доктором богословия епископом Беркутом (Нью-Йорк), его преподобием Филлипсом Бруксом (Филадельфия) и его преподобием доктором Канмингсом (Чикаго) касательно замещения вакансии настоятеля собора Милосердия.

Я давно уже с глубоким интересом следил за попытками привлечь вышеупомянутых почтенных священнослужителей - вернее, какого-нибудь одного из них - на должность проповедника в прекрасном сан-францисском храме, носящем название собор Милосердия. Когда же я увидел, что все старания церковного совета ни к чему не приводят, я счел своим долгом вмешаться и собственным влиянием (уж какое там оно ни есть!) поддержать их благородное дело. При этом я не угодничал перед церковным советом и не преследовал никаких личных целей, о чем достаточно ясно говорит тот факт, что я не состою в числе прихожан собора Милосердия, никогда не беседовал об этом с церковным советом и даже не заикался о своем желании написать священникам. То, что я сделал, я сделал по доброй воле, без просьб с чьей-либо стороны; мои действия продиктованы исключительно альтруистическими побуждениями и симпатией к прихожанам собора Милосердия. Я не жду наград за свои услуги, мне нужна лишь чистая совесть, спокойное сознание, что я наилучшим образом исполнил свой долг.