Дорогая Мирей Матье!

Роман представляет собой дневниковые записи и рассуждения, объединённые общим местом действия — литературным Ленинградом-Петербургом. На страницах Вы встретите Аркадия и Бориса Стругацких, Юрия Полякова, Даниила Гранина, Виктора Конецкого, Михаила Веллера, Глеба Горбовского, Михаила Успенского и многих других писателей, которыми автор поддерживал приятельские и профессиональные отношения.

Дмитрий Каралис

Перебежчик Мотальский

(к происхождению одной легенды)

Несколько лет назад кто-то пустил по Зеленогорску слух, что Толик Мотальский - крутой диссидент; он дескать не только издавал подпольные журналы, за что его таскали в КГБ (это отчасти правда - Толика вызывали на беседу в КГБ после того, как он полистал в филфаковской курилке рукописный альманах Подснежник), не только давал в своем летнем сарае интервью корреспондентам Би-Би-Си и Голоса Америки (выдумки, навеянные, очевидно, совместной пьянкой со шведо-финнами и князем Т-им!), но и пытался, прихватив вольнодумные рукописи, удрать за границу - в Финляндию. Из слуха, как это часто бывает, родилась легенда.

Дмитрий Каралис

Немного мата в холодной воде, или "осторожно: ненормативная лексика!"

Статья опубликована

в "Литературной газете",

No 30, 24 - 30 июля 2002

Народ сквернословит зря, и часто не об том совсем говоря. Народ наш не развратен, а очень даже целомудрен, несмотря на то что бесспорно самый сквернословный народ в мире - и об этой противоречивости, право, стоит хоть немного подумать.

Ф.М. ДОСТОЕВСКИЙ, "Дневник писателя"

Дмитрий Каралис

Бастовать ли писателям?

( Литерная газета No 2, 2002г.)

Формула успеха проста и лаконична: чтобы добиться чего-либо, надо знать, мочь, уметь, хотеть.

Налаживание нашей разбитой за последние годы литературной жизни, в первую очередь ее материально-бытовой составляющей, требует от всех писателей желания эту самую жизнь вернуть, - если не в прежнюю колею с могучими гонорарами, то хотя бы поднять ее на уровень, достойный одной из самых редких в природе профессий. (Статистика числа писателей в цивилизованном - читающем и пишущем обществе - дает среднюю цифру: один писатель на 10 000 человек).

Дмитрий Каралис

Любовь странная

(газета Невское время, 16.03.2002г.)

Люблю отчизну я, но странною любовью! - сказал великий русский поэт шотландского происхождения, словно угадывая, как и положено великому поэту, особенности любви последующих поколений русских к своей родине...

Действительно, странная у нас любовь к России... Она напоминает любовь родителей-пьянчуг к заброшенной дочке: пьют, гуляют, последнее из дома выносят, девчонка чужими кусками побирается, ласкового слова месяцами не слышит, того гляди на панель пойдет, но вот сказали им, что дочка нехороша, надо отдать ее в детский дом, и - пьяные слезы матери с матюками родителя вперемешку: Не тронь, кровинушку нашу! Доченька, мы тебя любим! Умрем - не отдадим!

Дмитрий Каралис

Ужин при свечах

(Газета Невское время, No 26, 9.02.2002г.)

Я позвонил в дверь своей квартиры, и когда вошел, во всем доме погас свет.

Двор-колодец погрузился во мрак, встал лифт, перестали дребезжать и петь звонки, кухня лишилась привычного зудения холодильника, умолк телефон его по новой моде тоже питало электричество. У подъезда встала машина охраны - милиционеры при свете плафона играли в салоне в карты и вполглаза приглядывали за входной дверью - отключившаяся сигнализация дала сигнал тревоги.

Дмитрий Каралис

Мы строим дом

повесть

Аннотация

Маленький семейный роман о ленинградской семье, возводящей под руководством старшего брата дачный дом. Удивительно лиричная интонация, ненатужный юмор, интересные судьбы - все это привело к тому, что книга издана в двух издательствах и готовится к переизданию в издательстве "Золотой век" в 2002 году.

x x x

Однажды, когда мы сидели на покосившейся веранде крохотной дачки, оставшейся нам от родителей, и пили из позеленевшего самовара чай, мой старший брат Феликс сказал, что неплохо бы построить новый дом. Мы -- это два брата и два зятя -- мужья наших сестер.

Дмитрий Каралис

Ненайденный клад

Я копал яму для подпола и угодил на старую финскую помойку.

Несколько дней я извлекал из черной рыхлой земли пунктирные предметы чужой жизни. Обломанные пилки для ногтей с истлевшими деревянными ручками, фаянсовые пробки для бутылок с проволочными зажимами, черепки посуды... Вытащил фарфоровую голову китайского болванчика с отверстием в темечке, фарфоровую же чашечку без единой трещины с черным контуром розы на молочном боку - остальные краски высосала влажная земля; кованый ухват попался, ломкий костяной гребень, массивная стеклянная чернильница, оловянная крышка в завитках - должно быть от сахарницы - поначалу я принял ее за серебряную. увесистые вилки-инвалиды, ключи с опухолями ржавчины, зубчатые велосипедные каретки - кто крутил их педали? мальчишка с исцарапанными ногами? дама в плиссированной юбке и шляпе? как прожили они жизнь и что с ними стало?...

– Борь, а Борь! Купи мне флакончик одеколона опохмелиться. Я тебе дровами заплачу, – клянчил Звонарь.

– Иди к черту!

– Ну что тебе стоит заплатить каких-нибудь несчастных шестьдесят копеек? А дрова у меня сухие, мелкие – швырок! Березовые…

– На что ему твой швырок? У него в Москве газом обходятся. И жарят, и парят, – сказал Федот.

– На газу-то?

– На газу.

– Не бреши. Отопление, может, и произведешь газом. Потому как по трубам. А жарить надо на вольном огне. Выпусти его, газ, на волю да подожги… Что ж получится? Во-первых, воспарение. Улетучится, значит. И вонь пойдет. Газ – он и есть газ. Ничтожность то есть.

А вот еще почему у нас так много бездомных развелось, потому что собакам по нраву кошачий корм. То есть чудные на Руси в другой раз наблюдаются следствия, но причины бывают еще чудней.

Мужик нигде не работал с октября девяносто третьего года, когда на берегу Москвы-реки, в районе Калининского моста, прогрессисты устроили кровавую молотьбу. Эта скандальная история вогнала мужика в такую депрессию, или — по-русски сказать — тоску, что он, как отрезал, перестал ходить в одну двусмысленную контору, где занимались социальным планированием, и даже не всегда охотно выглядывал в окошко со своего девятого этажа. Жена его, служившая юрисконсультом в Моссовете, поначалу была довольна, что ее благоверный отсиживается дома, так как малый он был загульный и все равно получал гроши, но постепенно это ее начало раздражать: ну действительно, куда это годится, чтобы мужчина во цвете лет день-деньской валялся на диване и в исключительном случае мог починить электрическую плиту… Но однако она терпела; месяц терпела, другой терпела, пока ее не вывел из себя, в общем, пустячный случай: собака откусила у кошки хвост. А надо сказать, что в их двухкомнатной квартире на Севастопольском проспекте существовал небольшой «уголок Дурова», — кошка, собака и попугай; попугай бытовал отдельно, в железной клетке, кошка обжила шкапчики и шкафы, собака занимала нижний эшелон, как говорят у летчиков, и поэтому между животными никогда особых трений не замечалось, только в один прекрасный день собака подъела за кошкой корм, кошка из мстительности, свойственной ее полу, помочилась на собачью подстилку, и тогда собака, озлившись, откусила у кошки хвост.

Этот день можно назвать так: чёрная пятница. Пятница, будь она чёрная, серая или розовая, — будний день, а значит, я должна идти на работу.

Я встаю, как всегда, и так же, как всегда, собираюсь в свою лабораторию.

У меня две проблемы: как себя вести и что надеть. Первый вариант: я веду себя оптимистично и жизнерадостно, оживлённо беседую с коллегами и смеюсь в подходящих, естественных случаях. Таким образом, я делаю вид, что ничуть не огорчена. Более того, довольна и даже счастлива. И это видно по моему поведению.

После правки носа (заговорил костоправ, зубы и вдарил с маху резиновым молотком) Лида несколько часов приходила в себя. Вечером пришел Чернов с шоколадкой и сказал, что надо выздоравливать – послезавтра будет вертолет, и надо лететь на участок с Савватеичем, главой маркшейдерского отдела.

– Он кричал в Управлении, что на штольнях завышен уклон, и странно, что до сих пор ни один состав не улетел в отвал. И теперь начальник экспедиции посылает на участок комиссию. "Обратного рейса, – сказал, – не будет, пока этот тип не подпишет бумагу, что существующие уклоны не опасны".

Все вокруг было в неприятных сине-зеленых тонах, почти все.

Мы с ней стояли на перроне, нет, скорее, смотрели на него со стороны.

Чувство, что мы не там, где надо бы быть, а где-то в другом месте, овладевало нами. Возможно, из-за этого мы взяли друг друга за руки.

Тут на перроне появилась невысокая раздавшаяся женщина средних лет, тоже в сине-зеленом, но что-то в ней было и вовсе темным, платок или юбка, не помню.

Она посмотрела на нас снизу вверх, как-то странно склонив голову.

Преуспевающий телемагнат Андрей Вольнов, несмотря на свой достаточно солидный возраст, чувствует себя молодым. Он невероятно удачлив, сделал блестящую карьеру, был дважды женат, но и теперь юные барышни испытывают к нему нескрываемый интерес, вступая в острую борьбу за обладание его рукой, сердцем и огромным состоянием. Он обожает молоденьких девушек, клянется им в любви, дает обещания, вселяет надежды… и продолжает поиск. При этом каждая из претенденток уверена в том, что именно она – женщина его жизни… После трагической автокатастрофы в огромном доме рублевского Казановы собираются близкие ему женщины, в одночасье превратившиеся в претенденток на наследство. Кто же победит в борьбе за миллионное состояние?

Hадеюсь, когда ты получишь это письмо, тебе будет так же гнусно, как мне, когда я прочитала твое. Ты такой умный-разумный, да? А кругом одни идиоты? Нашел бы хоть что-нибудь новое, чем похваляться, мне уже осточертело слушать, как по успеваемости ты был в первой половине группы все годы учебы в колледже. Там-то, наверное, ты и научился колотить женщин и тут же задавать стрекача, когда появляется кто-нибудь твоей весовой категории. И что это за чушь насчет того, будто моя мама набросилась на тебя с холодным оружием. Ты ее с самого начала не переваривал. Но она моя мама и имеет полное право навещать нас, когда захочет, и высказывать то, что думает, о наших портьерах.

Сборник представляет разные грани творчества знаменитого «черного юмориста». Американец ирландского происхождения, Данливи прославился в равной степени откровенностью интимного содержания и проникновенностью, психологической достоверностью даже самых экзотических ситуаций и персоналий. Это вакханалия юмора, подчас черного, эроса, подчас шокирующего, остроумия, подчас феерического, и лирики, подчас самой пронзительной. Вошедшие в сборник произведения публикуются на русском языке впервые или в новой редакции.