– Миледи.
Кристиана продолжала лежать на боку, свернувшись калачиком и укутавшись в одеяло. Она лишь приоткрыла один глаз, чтобы вопросительно взглянуть на склонившуюся над ней горничную Грейс.
– Ваши сестры здесь. – Эти три слова и настойчивый тон, которым они были произнесены, заставили ее тут же открыть второй глаз.
– Что? Мои сестры в Лондоне? – Кристиана резко откинула одеяло и села. – И здесь в этот час? Должно быть, что-то случилось, если они решили приехать так рано.
Она резко встала с постели.
– Именно так я и подумала, когда увидела, как они выходят из кареты, – призналась Грейс. – И потому я поспешила к вам. Если вы поторопитесь, то успеете одеться и спуститься вниз, пока ваш муж их не прогнал.
– Дикки так не поступит! – воскликнула Кристиана и тут же неуверенно добавила: – Ведь так?
– Как же! Это ему не впервой! Других-то он прогнал.
– Кого? – в ужасе пробормотала Кристиана. Голос ее звучал приглушенно, потому что в это время горничная через голову стаскивала с нее ночную рубашку.
– Леди Беккет, леди Гауэр, лорда Олливета и лорда Лэнгли… дважды. – Грейс отвернулась, чтобы взять бледно-голубое платье того же оттенка, что и глаза Кристианы. Этот цвет ей очень шел. Помогая Кристиане надеть его, она добавила: – И должна вам сказать, что если в первый раз лорду Лэнгли это просто не понравилось, то во второй раз он пришел в ярость.
– Могу себе представить, – со вздохом сказала Кристиана.
Усадьба Лэнгли граничила с Мэдисон-Мэнор, поместьем, в котором Кристиана выросла. Роберт, единственный сын и наследник соседского помещика, рос с ней и ее сестрами. Он был почти как член семьи, старший брат, которого у нее никогда не было. Ему едва ли понравилось бы, если бы ему дали от ворот поворот.
– Почему он мне ничего не сказал?
Грейс взяла щетку и принялась приводить в порядок волосы Кристианы. Ответила она не сразу.
– А какой в этом был бы смысл?
– Никакого, – со вздохом призналась Кристиана. Муж ее имел полное право отказывать от дома любому, в то время как она, – как ей, увы, пришлось узнать, – вообще не имела в этом браке никаких прав. Она вздохнула и болезненно поморщилась, когда Грейс стянула волосы в невыносимо тугой узел и заколола в пучок на макушке. После замужества Кристиана вынуждена была целыми днями носить эту старушечью прическу, которую она от всей души ненавидела. Не говоря уже о том, что она ее уродовала, из-за нее у Кристианы нещадно болела голова. Однако Дикки настаивал на этом ужасном пучке, поскольку считал, что строгая прическа способна научить Кристиану, отличавшуюся, по мнению мужа, вздорным нравом, сдержанности и терпению.
– Что могло привести моих сестер в этот дом? – с тревогой в голосе спросила Кристиана.
– Я не знаю, но, должно быть, что-то очень важное. Они не сообщали о том, что намерены приехать в Лондон, – веско заметила Грейс. – Ну вот, – сказала она, – я закончила.
Кристиана едва успела сунуть одну ногу в туфельку, как Грейс потащила ее к двери.
– Давайте же поскорее. Хавершем уже, должно быть, успел доложить лорду Рэднору. Будем надеяться, что мы не опоздали и ваш муж еще их не выгнал.
– Хотелось бы верить, – пробормотала Кристиана, прыгая на одной ноге и на ходу натягивая туфельку на вторую ногу.
Выйдя за дверь, Кристиана услышала взволнованные голоса Лизы и Сюзетты, доносящиеся из вестибюля первого этажа. Она нахмурилась, подумав о том, как невежливо держать ее сестер в коридоре. Никому и в голову не пришло проводить их в гостиную. Однако к Хавершему, дворецкому, у нее претензий не было, поскольку он лишь выполнял указания ее мужа, хозяина дома.
И тут она услышала голос Дикки.
– Боюсь, что моя жена еще спит, – говорил он надменным менторским тоном, делая особое ударение на словах «моя жена». – Я, – продолжал он, сделав многозначительную паузу после слова «я», – выбрал бы более подходящее время для подобного визита. Боюсь, что вам придется вернуться в городской дом вашего отца и отправить оттуда свои визитки.