В липком мареве ночного города, на крыше девятиэтажного дома в районе Павелецкой сидели два товарища. Хотя товарищами их назвать можно было только по несчастью. Скорее собутыльники. А по табелю о рангах московской социальной лестницы – бомжи.
Одному из них на вид было около пятидесяти. Это был довольно высокий мужик, обладатель копны темно-русых волос, глубоко посаженных зеленых глаз, перебитого в двух местах носа и вечно полуоткрытого рта, – что в сочетании с уважительным «Михалыч» делало его лицо пусть и недалеким, но добродушным. Последние полчаса он молча сидел, подогнув под себя ноги, и несколько напряженно вглядывался в темное небо.
Его приятель, сутулый маленький человечек, откликавшийся на «Игорек», с редкими пучками сизых волос, прокопченным лицом, покрытым сеткой морщин, и с озорными ребячьими глазами, вертел по сторонам головой, то расстегивая, то застегивая молнию на вылинявшем синем спортивном костюме. Будто пытаясь понять – жарко ему или холодно. Почему его звали «Игорек», никто не знал, ведь в давно потерянном паспорте значилось совсем другое – Феклистов Леонид Игоревич, 1948 года рождения. Вероятнее всего, эти данные он и сам давно забыл.
Изредка он заглядывал в лицо медитирующего Михалыча и, не находя в нем признаков жизни, прикладывался к мутной пластиковой бутылке с прозрачной жидкостью.
Зыркнув на Михалыча в очередной раз, Игорек допил остатки, швырнул бутылку вниз, проследил за ее полетом, достал сигарету и крякнул:
– Михалыч! – и подкрепил обращение хлопком по плечу. – Э, Михалыч, слышь?!
– Чего ты орешь-то? – нехотя отозвался Михалыч.
– А чё ты залип? Сидишь, уставился в одну точку. Я думал, ты…
– Что?
– Ну, не знаю что… умер, например.
– Лучше бы умер! – сплюнул прямо перед собой Михалыч. – Я на звезды смотрю… падающие.
– Нафига?
– Две звезды уже упало. Красиво. Дай сигарету, а?
– У меня две штуки осталось.
– Давай одну на двоих?
– Ну на! – Игорек нехотя достал из кармана мятую сигарету.
– Я говорю, – затянулся Михалыч, – звезды эти, которые упали. Красивые.
– Ну.
– Вообще-то все звезды падающие красивые.
– Ну.
– Чего ты заладил, «ну, ну», я тебе лошадь, что ли?
– А чего ты ко мне пристал со своими звездами? Я тебе чё, планетарий?
– Гы-гы-гы… пролетарий ты, а не планетарий.
– Какой же я пролетарий, дурак ты стоеросовый, гы-гы-гы! Пролетарии работают, а я на вокзале побираюсь.
– Ну, был пролетарием, наверное.
– Был, – тряхнул остатками волос Игорек.
– Помню, в детстве мать нас с братом на лето к бабке в деревню отправляла. Мы как завалимся в сено вечером. Тепло, трещат эти… как их? Светлячки, кажись. Лежим, в небо пялимся, падающие звезды считаем. Хлеб черный жуем. Лучок там, помидорчики…
– …Водочку, – услужливо подсказал Игорек.
– Какую еще водочку? – огрызнулся Михалыч, – я ж тебе говорю, в детстве!
– А… я не понял, – развел руками Игорек. – Говорят, на третью падающую звезду можно желание загадывать. У меня, правда, никогда не сбывалось.
– Ты, небось, только водку и загадывал, – осклабился Михалыч.
– Почему сразу водку? Велосипед там… или чтобы с девчонкой познакомиться… или…
– Вот я и жду. Пока чего-то не упала.
– И чего ты загадаешь? Все равно ведь не сбудется.
– Может, в этот раз сбудется. Ну, пожрать нормально на этой неделе. Чтобы Вартан со стройки опять взял цемент разгружать. И еще, – Михалыч утер нос рукавом, – чтобы ментам не попадаться, и этим, козлам… бичам вокзальным.
– Хе-хе, ну это уже три желания, а надо одно. Звезда, она ж не золотая рыбка, ебеныть!
– Тогда денег попрошу. Много! – Михалыч развел было руками, пытаясь показать объем наличных, но застыл. – Так, чтобы просто на улице найти и чтобы ничего за это не было.
– Ого! И сколько много? – Игорек настороженно замер, будто эти деньги уже лежали в кармане Михалыча. Или там, внизу. У подъезда.
– Тыщ пятьсот! Или нет! Миллион!
– Рублей? – закашлялся от смеха Игорек. – Или, может, евро?
– Рублей, конечно, – опасливо посмотрел на него Михалыч. – Какой же мудак теперь миллион евро на улице бросает?
– Так и мудаков, которые миллионами рублей разбрасываются, я не видал.
– Ну, может олигарх какой потеряет… или баба его…