Говорят, что все проблемы нашей взрослой жизни родом из детства.
В моем детстве не складывались отношения с мальчиками. Меня просто не замечали. Так, пустое местечко.
В моем детстве не складывались отношения с девочками. Уж лучше бы не замечали. А так, принеси-подай.
Проходя, по до тошноты знакомым дворикам, взгляд никогда не натолкнется, на дурацкую надпись «Тома +…», или «Здесь были мы…», с моими инициалами. Мне довелось пройти по жизни десятков людей, не оставив ни малейшего следа. Ни в одном сердце, ни на одном заборе, доме, дереве, ни в чьей памяти.
С прискорбием наблюдаю ту же картину пятнадцать лет спустя. С одной лишь разницей. В детстве одиночество почти непереносимо. Я готова была на любых условиях оставаться рядом, только бы не одной, только бы не чувствовать себя чуждой этому счастливому детскому миру. Едва ли я была безхрибетной. Не знала, что можно иначе. Теперь знаю. И теперь я одна. Но лучше так, чем дать кому то право помыкать собой.
Меня не любили, не жалели, не приглашали на дни рождения… С возрастом пожалуй можно добавить… не хотели.
Отчасти это объясняется неблагополучной (а, чего уж там, дерьмовой) обстановкой в моей семье. Отец, моряк, однажды просто не вернулся из рейса, больше я о нем не слышала. Мать, от отчаяния, безысходности и еще, бог знает, из-за чего, стала пить. Забывала забирать меня из детского сада, мне приходилось ночевать на улице, спасаясь от ее побоев, и даже соседи брезговали пускать меня к себе на ночлег. Пара лет такой жизни привела меня в детский дом, а мать на скамью подсудимых. После очередной пьянки, она пыталась продать меня своим собутыльникам. Мне удалось убежать. Всю ночь боялась возвращаться домой, бродила по городу, а когда вернулась, наткнулась на нее, трезвеющую и от того невменяемо-агрессивную. Она попыталась ударить меня бутылкой, несла пьяный бред. Некоторое время мне удавалось уворачиваться, промахнувшись, она ударила бутылкой об угол стенки, бутылка разбилась, оставив в ее руке лишь горлышко с неровными краями, которым и полоснула мне по лицу. Врачи сказали, серьезно повреждены лицевые мышцы, и что шрам останется навсегда. В детском доме, за идиотскую кривую ухмылку и ненормальную худобу (а где, скажите, было отъедаться?) меня прозвали Кривая Кляча. Правда, потом сократили до Крячи.
Училась я посредственно, дружбы ни с кем не водила, в общественной жизни не участвовала. По достижении восемнадцати лет покинула детский дом не имея за спиной ни гроша, ни знакомств, ни целей в жизни, ни толкового образования. Как только за мной закрылись двери, обо мне тут же благополучно забыли.
И я уже почти смирилась с тем, что так было, есть, так будет…
Работала уборщицей на местном предприятии, производящем удобрения. Из-за вредного воздействия сырья на организм человека, к окладу накинули приличную сумму. Жизнь налаживается, думала я, и откладывала денежку на черный день. Все равно тратить ее мне было не на что. Квартиру выдали ведомственную, работала в униформе, никуда не ходила, косметикой не пользовалась. Но вскоре лавочку прикрыли, экологи хреновы. Лафа кончилась, пришлось искать новую работу.
Обложившись газетными вырезками, журналами, объявлениями, которые срывала с остановок, я начала методично обзванивать, все мало-мальски привлекательные. Результат оказался нулевым. Человек без ВУЗовского образования, и опыта работы никому не нужен. Времени оставалось в обрез. Через два дня я должна буду освободить квартиру, а отложенных денег надолго не хватит. В последней надежде, набрала номер курьерской фирмы. Газета была за прошлый месяц, ясно, что шансов мало. Устав слушать длинные гудки, и уже собираясь вешать трубку, я вдруг поняла, что мне-таки ответили:
— Курьерская фирма «Купидон», слушаю.
— Простите, девушка, я звоню по объявлению. Вам еще требуются люди?
— Нет. У нас полный штат.
— Может быть, вам нужен внештатный сотрудник?
— Это не по моей части. Секундочку, я соединю Вас с отделом кадров.
Секундочка затянулась минут на пять. Все-таки, человек может быть упорным, когда самому подпирает.