Россия перед голгофой
Автор: | Семен Аркадьевич Экштут |
Жанр: | История |
Серия: | Тайны Российской империи |
Год: | 2010 |
ISBN: | 978-5-9533-4541-5 |
15 июля 1840 года ныне забытый поэт Нестор Кукольник написал для уже готовой мелодии Михаила Глинки слова «Попутной песни», которой было суждено дожить до наших дней.
Пестрота, разгул, волненье,
Ожиданье, нетерпенье…
Православный веселится
Наш народ.
И быстрее, шибче воли
Поезд мчится в чистом поле[1].
Мелодия Глинки передавала стремительное движение поезда, который в эти годы был самой модной технической новинкой. И хотя первые отечественные поезда курсировали всего-навсего между Петербургом и Царским Селом, затем чугунные рельсы проложили до Павловска, а до завершения строительства железной дороги между Петербургом и Москвой было ещё далеко, просвещённая публика и простой народ — все были единодушны в своем восхищении. Дотоле невиданная скорость, с которой «пароход», так первоначально называли паровоз, преодолевал расстояние и сокращал время в пути, высокая степень комфорта, неслыханный демократизм (вагоны были трех классов, в вагоне одного класса вместе ехали и во время пути общались люди разных сословий, но одного достатка), — всё это давало новый, мощный импульс мыслям о будущем и способствовало формированию новейшей картины мироздания. В стихах второстепенного поэта, написанных в середине николаевского царствования, было слово, ставшее паролем эпохи Великих реформ. Это слово — «нетерпение». Спору нет, это слово не имело никакого непосредственного отношения к «фасадной империи» царя Николая в момент ее наивысшей стабильности: были победоносно завершены войны с Персией и Турцией, подавлено польское восстание, ничего не угрожало безопасности страны, а порядок вещей в Российской империи казался незыблемым. Именно тогда граф Александр Христофорович Бенкендорф произнёс своё легендарное изречение: «Прошедшее России было удивительно, её настоящее более чем великолепно, что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение; вот, мой друг, точка зрения, с которой русская история должна быть рассматриваема и писана»[2]