Без семи праведников...
На третий день Альдобрандо Даноли понял, что обречён. Обречён жить. До этого молва доносила тревожные слухи о новой вспышке чумы в городе, и перед глазами Альдобрандо мелькали видения, запомнившиеся с детства: воздух, тяжёлый и заражённый, горестные вопли соседей, погребальный звон колоколов. Страх осквернил тогда город, здоровые стали безжалостны к больным. К умершим же проявляли не больше участия, чем к издохшим собакам. Люди заболевали сотнями, почти все умирали. Иные кончались прямо на улице, кто — днём, кто — ночью, большинство же умирало дома, и соседи узнавали об их кончине только по запаху разлагавшихся трупов, и часто за священниками, шедшими с распятием впереди гроба, к похоронной процессии приставало ещё несколько носилок, и клирики, намеревавшиеся хоронить одного покойника, хоронили дюжину. Для множества мертвецов, подносимых к церквам, освящённой земли не хватало, на переполненных кладбищах рыли огромные ямы. Клали умерших, словно тюки с товаром в корабельном трюме, посыпали землёй, потом укладывали ещё один ряд — пока яма не заполнялась доверху…