Ангел над бездной

Тусклый свет единственной лампочки скупо освещал каменный мешок. О, если бы камни могли говорить, они многое рассказали бы благодарному слушателю. Отполированные временем и человеческой кровью, впитавшие стоны и ужас невинных жертв, они и сами давно стали частью кошмаров, атрибутом боли, антуражем палача. Эль-Драгон усмехнулся. Невинные жертвы! Ни одна из дам, пользовавшихся его гостеприимством, не являлась невинной. Каждая была виновна в том, что обладала дьявольской красотой, сводившей с ума мужчин. Когда-то давно такая же хитрая расчётливая бестия довела его отца до самоубийства. И ещё мальчишкой он возненавидел женщин, особенно привлекательных. Теперь он был зрелым мужчиной, знавшим, чего хочет от жизни. А хотел он не так много. Сколько в этой камере было пролито напрасных слёз, сколько слов о пощаде потрачено впустую… Эль-Драгон не чувствовал ни жалости, ни сострадания. Он лишал своих узниц опоры, внутреннего стержня, превращал гордых красавиц в покорные игрушки, в куклы, и отдавал тем, кто мог достойно заплатить. Он делал рабынь в двадцать первом веке, как говорится, по образу и подобию… Да, бывали осечки. А у кого их не бывает? Некоторые куклы не выдерживали пыток и умирали от боли, другие сходили с ума… Те же, кто выживали, летели в бездну и растворялись в ней бесследно. Дальнейшая судьба игрушек Эль-Драгона не интересовала, пока он не увидел ЕЁ. Гордая испанка. Палач выкупил её контракт у клуба лично для себя. Цена женщины превысила долг её отца в тысячу раз. Но это никак не отразилось на сроках рабства. Ровно год Эль-Дргон мог наслаждаться прекрасным телом и упрямством, граничившим с глупостью. Будь она немного умнее, давно сдалась бы, покорилась. Кто знает, может, и он смог сделать некоторые поблажки. Но карие глаза пылали яростным огнём, разжигая в нём всё более и более изощрённые фантазии. Эль — Драгон жалел лишь об одном. Ровно через год испанку предстояло вернуть родственникам живой и невредимой. Контролировать себя было трудно, но он старался. Старался, как мог.